Зима не вечна

Отец Афанасий осенил Петю крестом. Петя с благоговением поцеловал батюшкину руку, физически ощущая хлынувшую на него благодать. Но это было ещё не всё.

Схватив рукою костыль, он сделал острожный шаг, ожидая, что нога привычно отзовётся болью. Но боли не было. Не веря своим чувствам, он с силой, всем весом нагрузил раненую ногу, затем встал на неё. Да. Боль исчезла. Совсем.

– Отец Афанасий, чудо! Боль от ранения совсем ушла! Совсем! Господи, благодарю!

Тут уже слёзы блеснули из глаз священника, и Пете пришлось поддерживать его, внезапно покачнувшегося. Ему на мгновение послышалось тихое сладкое пение хора, но на клиросе не было ни души. Он усадил отца Афанасия на лавку, принёс воды. Священник смотрел на Петю и с затаённым восторгом молчал.

– Батюшка, а пойдёмте с нами, здесь ведь скоро большевики будут!

– Как же это, сын мой, ты с Божьей помощью от малодушия избавился, и сам тут же меня искушаешь? Как же я могу оставить служение здесь, когда столь много людей нуждается в утешении?

Петя молчал. Он не знал, что ответить. Пугать отца Афанасия расправой? Он уже был наслышан об истязаниях, которыми красные подвергали священников в Лежанке, Кореновской…

– Иди, воин Пётр. Будь стоек, а я тут тоже, на своём поле послужу, как должен. Иди. За меня не безпокойся. Бог не оставит.

Петя вышел из храма и забросил подальше ставший ненужным костыль. В лазаретный дворик он вернулся, пританцовывая. На этот раз внимание на него обратили все.

***

Стояла глухая ночь, по чернильному небу плыли тучи, цепляясь за рога растущей луны. Луна была не красная и не белая, ей было всё равно, что за люди копошились внизу и отчего им не спится по хатам. Но вот вытянувшимся в колонну людям – бойцам потрёпанной Добровольческой армии, гражданским беженцам, врачам и сёстрам милосердия, раненым – было жизненно важно пройти незамеченными, выскользнуть из гибельной ловушки, что расставили на них охотники – такие же, как и они, люди. Из века в век разыгрывалась та же самая драма преследуемых и преследователей. Чтобы сделать из людей первых и вторых – вновь постаралась древняя злая сила. На этот раз она столкнула между собой один народ, говоривший на одном языке, молящийся одному Богу, внедрив в умы одних – чужой по своей природе идейный вирус, отвергающий и Бога, и народное единство, исказивший язык, отвергнувший даже зачатки культуры. Другим ничего не оставалось, как защищаться от бывших братьев, так же, как здоровые клетки организма борются с поразившей его болезнью.

Сейчас болезнь подступила со всех сторон, не давала дышать. С севера и юга от дороги, по которой молча двигались добровольцы, лежали станицы, занятые красными. Они же, красные, были в тылу, а впереди возвышалась железнодорожная насыпь, таившая угрозу в виде бронепоездов. По железной дороге могли быть быстро переброшены к месту боя эшелонами тысячи солдат противника. Вот почему так важно была миновать пути быстро и незамеченными.

Впереди, за путями, лежала станица Медведовская, и станция того же имени. Сводно-офицерский полк, ведомый не знающим усталости генералом Марковым, должен был захватить переезд и организовать переправу через уподобившиеся бурной реке железнодорожные пути следующего за ним обоза с ранеными. А потом и остальной армии.

Петя шёл с Марковцами. Начальство уступило его настойчивой просьбе о переводе в эту часть. Речь шла о чести Пети, которого, после чудесного исцеления в храме Преображения Господня, некоторые обвинили в симуляции ранения. «Это ж надо, пока бои шли, с костылём по лазарету хромал, а как драпать – то сразу нога зажила. Ещё и «божественное» приплёл. Совсем совести нет у мальца.» И пусть так думали немногие, эти слова сильно задели Петра. Он уже было хотел вызвать на поединок оскорбившего его, но вовремя одумался. «Иным докажу» – решил он, и в тот же день подал рапорт о переводе.

Никто не возражал. В боевых частях катастрофически не хватало людей, зато в тылу стало в избытке малодушных. «Ну хочет парень отличиться – вперёд! Может, и вправду чудо с ним приключилось.»

И вот Петя, с винтовкой на плече, парой гранат в подсумке, шагает в передовом отряде. Марков – вот он рядом. Сергей Леонидович. Генерального штаба генерал-лейтенант. Ему бы армиями командовать, фронтами. Но сейчас с ним всего триста человек. Триста спартанцев. А он, гибкий, порывистый – царь Леонид.

Цепью рассыпались перед полотном. На переезде – никого, лишь будка сторожа. Захватили сторожку, заняли позиции, выслали разведку к станице. К переезду подошли подводы обоза, лазаретные фургоны, у сторожки совещались генерал Деникин и члены его штаба. Всё вроде тихо, но вот со стороны станции обозначилась неясная Тень. Она неумолимо приближалась, постукивая, позвякивая, испуская пары. Красный бронепоезд!

Петя завороженно стоял и смотрел на неумолимо приближающееся стальное чудовище. Что делать, стрелять, залечь? Сейчас же он доедет до переезда и начнёт разгром колонны!