Зима во время войны

– Значит, это ухи, – заключил Джек. – Когда ты говорить, я хочу закрыть мои ухи.

Михиль рассмеялся.

– И что, – с сомнением в голосе спросил Джек, – твой сестра сделать, что ты говорить? В Англии сестра никогда не делать, что брат говорить.

– Думаю, всё будет хорошо, – быстро проговорил Михиль.

И правда, Эрика сделала всё так, как просил брат. Из любопытства или из любви к приключениям – но сделала.

– Повязка на глазах – это, конечно, ловко придумано, – одобрила она, – но не кажется ли тебе, что все будут оборачиваться, если я пойду по улице с завязанными глазами?

– Я завяжу их тебе только тогда, когда мы войдем в лес.

– Но зачем? Когда доберемся до леса, я просто зажмурюсь, и дальше ты поведешь меня под ручку, словно мы влюбленная парочка…

– Тьфу, как я могу быть влюблен в собственную сестру?

– Думаю, ты вообще ни в кого не влюблен, – рассмеялась Эрика. – Какая тебе разница? Мы просто сделаем вид, что мы парочка! А кто он такой, этот твой раненый?

– Не твоего ума дело. В смысле, тебе лучше об этом не думать. Чем больше будешь знать, тем это для тебя опаснее. И обязательно пообещай мне, что не станешь пытаться с ним заговорить.

По голосу Михиля было понятно, что он не шутит. «Как он возмужал, – подумала Эрика. – Совсем взрослым стал».

– Обещаю, – заверила его девушка.

– И пообещай, что в лесу всю дорогу будешь держать глаза закрытыми.

– Клянусь.

Она торжественно подняла два пальца правой руки вверх, как делают в Нидерландах, когда произносят клятву. На Михиля, однако, это особого впечатления не произвело. Он с детства помнил, что клятвы Эрики почти ничего не значат. Но выбора у него не было.

– У тебя есть перевязочные материалы?

Эрика кивнула.

– Где же ты их раздобыла?

– У меня есть секретный источник.

– Ну ладно, можешь всего не рассказывать, я ведь тоже о многом молчу.

На следующее утро Михиль принес Джеку старую-престарую куртку, на которой их курица когда-то высидела двенадцать цыплят. А после полудня они с Эрикой собрались в путь уже вместе. Михиль соблюдал всё те же предосторожности, что и обычно. К лесу брат с сестрой отправились кружным путем и по дороге внимательно смотрели, кто попадается им навстречу. Прежде чем войти в ельник, юноша хорошенько огляделся по сторонам, дабы убедиться, что поблизости никого нет. Эрике это казалось излишним: что такого, если кто-то увидит, как они заходят в лес? Впрочем, по мнению Михиля, он всегда отличался большей основательностью, чем сестра. Так что и сейчас он уж как-нибудь сам решит, что делать, а что нет! Вообще-то брат не слишком обращал внимание на болтовню сестрицы.

Добравшись до леса, они спрятали велосипеды в кустах. Эрика взяла Михиля под руку, и дальше он пошел рядом с ней, двигаясь нарочито скованно, будто деревянная кукла, чтобы сестра не вздумала воображать. «То он ведет себя как сорокалетний мужчина, а то как десятилетний мальчишка», – подумала Эрика. Время от времени Михиль заглядывал ей в лицо, чтобы проверить, закрыты ли у нее глаза. Девушка очень старалась.

Через некоторое время Михиль прошептал:

– Теперь наклонись пониже. Правильно, вставай на четвереньки! Можешь открыть глаза, если обещаешь смотреть только вперед, туда, где я. Я поползу первым.

Двигаясь на четвереньках, колонна из двух человек и двух сумок добралась до места назначения. Михиль предупредил о своем приближении, изобразив – правда, не слишком похоже – пение черного дрозда. Ответом послужил крик зяблика, почти как настоящий.

Увидев Эрику, Джек изумленно воскликнул: «Oh boy!»[13] Конечно, это модное американское выражение вовсе не значило, что он принял ее за мальчика, – наоборот, пилот восхитился, какая она красивая.

Михиль слегка пнул его ботинком в здоровую ногу, напоминая о договоренности молчать, после чего англичанин надолго закрыл рот. Эрика принялась ловко разматывать бинт на плече раненого. Неделю назад, когда то же самое делал Михиль, Джек непрерывно кряхтел и охал, а сейчас молчал как рыба. «Вот какая у меня умелая сестра», – с гордостью думал юноша. Ему было еще невдомек, что в присутствии красивой девушки настоящий мужчина никогда не будет охать, да и тем более, как и многим младшим братьям, Михилю в голову не могло прийти, что Эрика – красивая девушка.

Между тем Эрика принялась промывать края раны ваткой, смоченной в какой-то прозрачной жидкости из флакончика. Потом присы́пала саму незажившую рану дезинфицирующим порошком и накрыла стерильной марлей. Затем перевязала всё чистым бинтом – и Джек стал почти как новенький. Во всяком случае, теперь он выглядел гораздо лучше, чем полчаса назад. Вид у него был совершенно блаженный, и ему явно становилось невыносимо молчать.

– Когда ему наложили гипс на ногу? – задала вопрос Эрика.

– Пять недель назад, – откликнулся Михиль. – Через три недели можно уже снимать.

Эрика кивнула, совсем как профессионал.

– Я приду его снять. Впрочем, повязку на ране надо менять не реже одного раза в неделю. Так что я в любом случае уже через неделю тут появлюсь.

Джек радостно закивал головой.

– Всё, пошли домой, – угрюмо буркнул Михиль.