Зимнее марево

Конечно, не очень ловко самому приходить за обещанным, вроде как торопить. Но, с другой стороны, она сказала, что белки им мешают. Тогда это даже своего рода дружеская помощь: побыстрее освободить, избавить…

В ее доме были красивые входные двери: нижняя часть деревянная, черная, полированная, а верхняя — из застекленных квадратиков. Старинная бронзовая ручка прибита наискосок.

Антон решительно шагнул под своды гулкого, просторного подъезда. Пол кафельный, разноцветными плитками выложены рыбы и птицы наподобие фазанов. И стены украшены мозаикой — белой и голубой. Запах приятный, слегка мандариновый. Темнела огороженная металлической сеткой шахта лифта. Этот вход заслуживал название «парадный».

Он попытал счастья на первом этаже. Щелкнул замок, высунулся мужчина в длинном оранжевом халате. На голове что-то вроде чалмы.

— Кого? Лырская? Нет, не имею понятия.

Странно, в своем доме Антон знал каждого.

В лифте ехать побоялся. Ему приходилось подниматься в светлых, подрагивающих кабинах, но всегда со взрослыми, которые знали специальные правила обращения с кнопками и дверями. И предупреждали: «Никогда сам в лифт не заходи, понял? Можешь упасть в яму, сгореть. Можешь просидеть сутки, если он застрянет. Все что угодно может быть».

Стал карабкаться по широким, серым в белую крапинку ступеням. Окна между лестничными маршами — огромные, подоконники такие высокие, что Антон едва мог до них дотянуться. Всюду чисто-чисто. Двери квартир черные, массивные, с медными круглыми ручками, с горизонтальными прорезями вместо налепленных почтовых ящиков. На некоторых таблички с фамилиями жильцов. Лырских он нигде не обнаружил и на четвертом этаже возле одной из дверей позвонил. Старушка, которая ему отворила, высохшим пальцем указала на дверь напротив.

Опять он надавил кнопку звонка, и опять открыла старуха — костлявая, морщинистая, с крючковатым носом. Ему казалось, он говорит достаточно громко, но она подалась вперед и оттопырила ухо ладонью.

— Что, мальчик? Учишься с Олей в одном классе? Оля наказана и гулять не пойдет.

Неясное чувство подсказывало ему: ситуация неблагоприятная. Но отступать, когда заветная цель так близка…

— У вас живут две белки, — заговорил он. — И Оля мне одну обещала.

— Что? — старуха наклонилась еще ближе.

— У вас живут две белки, — повторил Антон.

— У нас? Белки?

Он засомневался, туда ли попал. И переспросил:

— Это квартира Оли Лырской?

— Ну да, — сказала старуха и крикнула в глубь темного коридора: — Оля! Оля!

Оля появилась тотчас, будто дожидалась зова. Одетая по-домашнему, в красной кофточке и тапках, она выглядела совсем тощей. Такой пунцовой он ее не помнил. Антон ощутил, что и сам краснеет. Ему было стыдно перед строгой старухой за попрошайничество, а главное, за то, что нехорошо, необдуманно выдал и без того наказанную Олю. Теперь он это ясно понял.

— Про каких белок ты говорила? — сурово обратилась к ней бабка.

Оля не отвечала. Стояла жалкая. Противная.

— Извините, я, наверно, что-то перепутал, — выпалил Антон и помчался вниз, стараясь оторваться от прилипшего к нему стыда и отвращения. Щеки горели, ему казалось, прохожие догадываются, в какое положение он попал, и посмеиваются. Все же он не мог уразуметь… У него в голове не укладывалось… Зачем ей понадобилось обманывать? Бессмысленно, глупо, странно…

Нечестность еще встречается в некоторых людях, объяснял дедушка, большей частью у взрослых, что естественно — ведь они росли в дореволюционное время, когда обман был как бы узаконен: буржуи и помещики постоянно им пользовались, чтобы наживать барыши. Многие труженики понятия не имели о справедливости, были попросту неграмотными, забитыми. Теперь другое дело: все знают, что обманывать нехорошо, отвратительно, и детей своих воспитывают смелыми и честными, непримиримыми ко лжи.

Откуда же тогда в некоторых его сверстниках пережитки прошлого?

Летом Антон жил с дедушкой и бабушкой Таней на даче — дедушке дали комнату от учреждения, где он раньше работал. На участке стояло несколько домиков, в каждом размещалось по нескольку семей. В центре дачного поселка была разбита клумба. Здесь цвели настурции и еще какие-то цветы, похожие на маки.

И вдруг кто-то начал их обрывать. Тайком, неизвестно когда… Дачники огорчались. Антон недоумевал: как же можно? Зачем? Ведь эта красота для всех… Он очень подружился там с Толиком, сыном дачного коменданта. Дедушка и бабушка брали Толика в лес на прогулки. Они строили планы, как вечером, когда стемнеет, организовать в кустах засаду и подкараулить негодяя.