Зимняя корона

– Прости, что не смог приехать к тебе раньше. – Он с деланой заботливостью передавал дочь няне, упорно не встречаясь глазами с Алиенорой.

Она не стала возражать.

– Да, жаль, что не получилось. Дети скучали по тебе, и накопилось много дел. Твои люди отказываются исполнять мои приказы, в Бретани и на севере Пуату мятежи. Наверное, они решили, что, пока тебя нет, можно делать что угодно.

– Теперь я здесь и все решу, – заявил Генрих ровным тоном, но его плечи напряглись. Он потер ногу и поморщился.

– Еще несколько лет – и Ричард достаточно повзрослеет, чтобы стать моей правой рукой в Аквитании, и тогда мне не придется тебя ни о чем просить.

Генрих еще сильнее насупился, но оставил эти слова Алиеноры без ответа.

– Дела задержали меня в Англии, но там я обдумывал нашу политику и в других землях, – сказал он. – Например, с волнениями в Бретани можно покончить, усмирив Конана и заключив брачный союз.

– Брачный союз? – Алиенора насторожилась.

– У герцога Бретани есть дочь Констанция. Если мы обручим ее с Жоффруа, то он, когда станет взрослым, будет управлять Бретанью. Таким образом мы обеспечим его землями и получим влияние над герцогством.

Предложение было разумным, и Алиенора сдержанно кивнула. Ей надо будет хорошо все обдумать, но пока не видно причин для возражений.

Генрих удивленно хмыкнул:

– Неужто мы в чем-то с тобой согласны?

Она склонила голову:

– Возможно. – В любом случае восхищаться его идеей она не собиралась.

Генрих поздоровался со старшими детьми и каждому вручил подарок, привезенный из Англии. Известие о том, что ему прочат титул герцога Бретани, Жоффруа воспринял с серьезным спокойствием.

– Спасибо, сир, – поблагодарил он, принимая от отца прекрасную табличку для письма из слоновой кости, на которой были вырезаны львы с глазами из осколков рубина.

– Ты всегда такой тихий, – сказал Генрих. – Что там происходит в твоей голове? Буду ждать от твоего правления великих свершений, Жоффруа Мыслитель. – Он взъерошил сыну волосы, за что был награжден задумчивой улыбкой.

Ричарда ничуть не смягчил охотничий рог и перевязь для меча, которые подарил ему отец. С кислым видом он буркнул едва слышное спасибо, отвечать на вопросы отказывался, и в конце концов Генрих потерял терпение и прогнал его с глаз долой.

* * *

– Не нравится мне поведение мальчишки, – сказал Генрих Алиеноре, когда они остались вдвоем. – Ты слишком балуешь его.

– Ричард рассердился на тебя за то, что ты не приехал в Анжер на Рождество, – ответила она. – А ведь он так тебя ждал.

– Тогда ему придется немного повзрослеть и уяснить свое место в мире! – вспылил Генрих. – Он сын короля, а не капризное дитя.

– Это так, но рядом с ним не было короля, чтобы подать пример.

Но, думала Алиенора, даже если бы Генрих принимал большее участие в жизни Ричарда, подаваемый им пример не всегда был бы хорошим. Да, она избаловала сына, но не испортила его. Генрих же пожинает то, что посеял.

– Ты сама знаешь, что тому есть серьезные причины. Ничего с этим не поделать. – Со страдальческой гримасой на лице он опять потянулся к ноге.

– Что с тобой?

– Меня лягнула лошадь, противная кляча.

Лошади Генриха всегда его лягали. Он жестоко обходился с ними, что приводило животных в волнение, и они начинали брыкаться.

– Дай мне взглянуть.

Алиенора была готова к тому, что Генрих оттолкнет ее и скажет, чтобы она не суетилась по пустякам. Как ни странно, он стянул одну штанину и показал багровый синяк в форме следа от копыта. Алиенора ахнула. Удар был такой силы, что отпечатались шляпки гвоздей, которыми прибивали подкову.

– Нужно, чтобы этим занялся лекарь!

Генрих отмахнулся:

– Утром покажу ему, если не пройдет. Бывало и хуже. Помажь какой-нибудь мазью и перестань причитать.

Качая головой, Алиенора сделала, как он велел. Спорить было бы бесполезно.

– Ты глупец, – произнесла она, когда отыскала плошку с маслом календулы и стала осторожно втирать вокруг больного места. – Почему ты не избавился от такой строптивой лошади?

– Да, пожалуй, так и сделаю, – согласился Генрих. – Но и от нее есть толк. – Он взял ее руку и передвинул ее выше себе на бедро. – Я просто покажу ей, кто всадник.

Они пошли в постель впервые с тех пор, как зачали Иоанну. Алиенора задула свечи, потому что темнота стала для нее милосердной мантией, скрывающей произведенные временем разрушения. К тому же во мраке, когда зрение бездействует, обостряются иные чувства. И тело Генриха больше не было юношески гибким и гладким, оно – плотное, широкое и мощное – принадлежало зрелому мужчине. Им пришлось проявлять осторожность из-за его ушиба, и активные действия выпали на долю Алиеноры, что доставило ей немалое наслаждение.

– Так кто теперь лошадь, кто всадник? – рассмеялась она, едва переводя дыхание, когда слезла с него и легла рядом.

– Хм, но сейчас я сам позволил тебе сыграть эту роль. Иначе этого бы не случилось.

– И я играла, чтобы победить.

Он удовлетворенно вздохнул:

– На этот раз победу уступаю тебе.

Она почувствовала, что муж собирается вставать, и положила руку ему на плечо:

– Останься. Пожалуйста!