Зимняя луна

После еды Фернандес всегда любил посидеть за несколькими чашками черного кофе, слушая о бесконечных тревогах мира. Новости без устали подтверждали мудрость проживания в глуши, без соседей в зоне видимости.

Этим утром он засиделся дольше обычного за кофе и, хотя радио было включено, не смог бы вспомнить ни слова из программы новостей, когда, покончив с завтраком, поднялся со стула. Все время он изучал лес, глядя в окно рядом с которым стоял стол, пытаясь решить, стоит ли спуститься на луг и поискать свидетельства загадочного явления.

И вот Фернандес стоит на парадном крыльце в сапогах до колен, джинсах, свитере, в куртке из овчины и в шапке-ушанке с меховой подкладкой. Уши шапки опущены и завязаны под подбородком. Он все еще не решил, что будет делать.

Невероятно, но страх до сих пор был с ним. Но ведь какими бы странными они ни были, волны пульсирующего звука и свечение деревьев, они не причинили ему вреда.

Какую бы угрозу он ни ощущал, но она была полностью субъективной, без сомнения, скорее воображаемой, чем реальной

Наконец, разозлившись на себя достаточно, чтобы разорвать цепи страха, он спустился по ступенькам крыльца и зашагал через двор к лесу.

Идти пришлось по снегу глубиной от пятнадцати до двадцати сантиметров в некоторых местах и по колено в других — в зависимости от того, где ветер снег сдул или, наоборот, намел толстым слоем. После тридцати лет жизни на ранчо, старик был настолько знаком с рельефом земли и направлением ветра, что не задумываясь выбирал путь, который предполагал наименьшее сопротивление.

Белые клубы пара вырывались изо рта. От колючего воздуха на щеках появился легкий румянец. Он успокаивал себя, сосредоточиваясь — и забавляясь этим — на знакомых картинах зимнего дня.

Постоял немного на краю луга, изучая те самые деревья, которые этой ночью светились дымчатым янтарным светом посреди черного замка дремучего леса, как будто они наполнились божественным присутствием, и снова запылал, не сгорая, терновый куст волей Господа[10]. Этим утром они выглядели не более необычно, чем миллион других сосен Ламберта или сосен «желтых», — желтые были даже немного зеленее.

Деревца на краю леса были моложе тех, что поднимались за ними, только четырнадцати — шестнадцати метров росту — лет двадцати отроду. Они выросли из семян, которые попали на землю тогда, когда он прожил на ранчо уже десятилетие, и ему казалось, что он знает их лучше, чем кого-либо из людей, встреченных им в своей жизни.

Лес всегда представлялся ему храмом. Стволы вечнозеленых великанов напоминали гранитные колонны нефа[12], воспарившие ввысь, поддерживая свод из зеленой кроны.Тишина, благоухающая соснами, идеально подходила для размышлений. Гуляя по извилистым оленьим тропам, Фернандес часто ощущал, что находится в святом месте, что он не просто человек из плоти и крови, но наследник вечности.

Он всегда чувствовал себя в безопасности в лесу.

До сих пор.

Шагнув с луга в беспорядочную мозаику теней и солнечного света под переплетенными ветвями сосен, Эдуардо не обнаружил ничего необычного. Ни стволы, ни ветки не обуглились, не были хоть как-то повреждены жаром, не заметно даже подпалин на коре или потемнения на иголках. Тонкий слой снега под деревьями нигде не подтаял, и единственные следы, которые здесь были, принадлежали оленям, енотам и зверям еще поменьше.

Он отломал кусочек коры сосны Ламберта и растер его между большим и указательным пальцами правой руки — испачкал перчатку. Ничего экстраординарного.

Эдуардо двинулся глубже в лес, дальше того места, где ночью деревья стояли в сияющем великолепии. Несколько старых сосен поднимались выше шестидесяти метров. Теней становилось все больше, и они чернели сильнее, чем почки ясеня[13], так как солнце находило все меньше места, чтобы прорваться вниз.

Сердце не было спокойным. Оно стучало сильней и быстрей.

Он не мог найти в лесу ничего странного, но что теперь всегда было с ним, так это тревога в сердце.

Во рту пересохло. Изгиб спины покрылся холодком, с чем ничего нельзя было поделать на зимнем ветру.

Недовольный собой, Эдуардо повернул обратно к лугу, идя по следам, которые оставил на снегу и толстом ковре опавшей сосновой хвои. Хруст его шагов вспугнул сову, дремавшую на насесте высоко в своем тайном жилище.

Чувствовалось что в лесу что-то неладно. Он не мог уточнить что. И это обостряло его недовольство. Неладно. Что, черт возьми, это означает? Неладно, и все тут.

Ухающая сова.

Колючие черные сосновые шишки на белом снегу.

Бледные лучи солнца, прорывавшиеся через разрывы в серо-зеленой кроне.

Все совершенно обыкновенно. Мирно. Но неладно.