Зимняя луна

Джека охватило чувство беспомощности, гораздо более сильное, чем то, которое он испытывал раньше. Причиной этого лишь частично было его заточение в гипсе и кровати. Большей частью в этом были виноваты мысли. Мысли связанные с Лос-Анджелесом, с домом, который упал в цене и который теперь будет трудно продать на рынке в условиях кризиса. Мысли о своей профессии. — Он был хорошим полицейским в то время, когда героями становятся гангстеры. Смысл жизни до сих пор ему виделся в том, чтобы«служить и защищать», и  чем еще зарабатывать на хлеб, в чем будет его новый смысл жизни он пока не знал. Он был пойман этими мыслями, как крыса в гигантском лабораторном лабиринте. Но, в отличие от крысы, у него даже не было иллюзии свободы.

* * *

Шестого июня гипс сняли. Перелом позвоночника зажил. Джек был полон ощущений от обеих ног. Несомненно, он снова научится ходить.

Однако сначала он не смог даже встать без помощи одной из двух сиделок и ходунков на колесиках. Его бедра высохли. Хотя икроножные мышцы и получали небольшую пассивную нагрузку, они значительно атрофировались. Первый раз в жизни Джек был расплывшимся и дряблым в талии — единственном месте, которое прибавило в объеме.

Прогулявшись по комнате на ходунках с помощью сиделки он вспотел так, что этим потом можно было бы наполнить двухсотлитровую бочку. Тем не менее этот день был праздником. Жизнь продолжается. Он почувствовал себя возрожденным.

Он остановился у окна и увидел как над высокой пальмой, крону которой он видел, когда лежал и был прикован к кровати, появилось в небе трио чаек, прилетевших вглубь страны. Эти морские птицы парили в восходящем потоке воздуха с полминуты, как три белых воздушных змея. Птицы покружились свободно в синеве и исчезли на западе. Джек следил за ними, пока они не пропали из виду, его зрение затуманилось, — ему бы так.

Хитер и Тоби навестили его этим вечером и принесли мороженое с арахисовым маслом и шоколадом.  Несмотря на расплывшуюся талию Джек съел свою порцию.

Этой ночью ему снились чайки. Три. С великолепно широкими размахами крыльев. Такие же белые и сияющие, как ангелы. Они медленно летели, взмывая и ныряя, смело выписывая петли, а он бежал по полям внизу, пытаясь не отставать от них. Он снова был мальчиком, раскидывал руки, как крылья, взбегал на холмы, сбегал по заросшим травой склонам. Полевые цветы хлестали его по ногам, и ему представлялось, что он вот-вот взмоет в воздух, свободный от земного притяжения, и полетит вместе с чайками. Пока он глядел на чаек поля закончились, и он обнаружил, что крутит ногами в воздухе, за краем обрыва с острыми и торчащими скалами, а далеко внизу о них разбиваются мощные волны, белые брызги летят высоко в небо, и он падает, падает…

Он знал, что это лишь сон, но не мог проснуться, как ни старался. Падает и падает, — все ближе и ближе смерть. Падает и падает, — все ближе и ближе  иззубренная черная пасть скал, холодная глубокая глотка жадного моря. Падает, падает…

* * *

Через четыре дня повышенно энергичной терапии в Вестсайдской больнице Джека перевезли в реабилитационный центр Феникса. Это было одиннадцатого июня. Хотя перелом позвоночника зажил, он вызвал некоторые повреждения в нервах. Тем не менее прогнозы были превосходными.

Его комната была, как в гостинице. Ковер вместо линолеумного пола, полосатые зелено-синие обои, гравюры в красивых рамах с буколическими пейзажами, яркие, но веселые шторы на окне. Две больничные кровати, однако, противоречили образу «Холидей-Инн».[35]

Кабинет физиотерапии, куда его доставили впервые в инвалидном кресле в шесть тридцать утра двенадцатого июня, был хорошо оборудован тренажерами. Здесь пахло больше гимнастическим залом, чем больницей, что было неплохо. Оценив это так, Джек, представив, что ему здесь предстоит, подумал, что обманывает себя, что это место скорее не гимнастический зал, а камера пыток.

Его физиотерапевту Моше Блуму было под тридцать, рост метр восемьдесят, тело такое накачанное и хорошо сложенное, что он выглядел так, словно тренировался один на один с армейским танком. У него были кудрявые черные волосы, карие глаза с золотыми крапинками, а темная кожа под калифорнийским солнцем стала просто роскошно-бронзовой. В белых тапочках, белых широких брюках и белой футболке он был похож на сияющее видение, парящее в преломлении света в сантиметре над полом, пришедшее, чтобы передать послание от Бога, которое прозвучало коротко: «Нет боли, нет достижений».

— Не очень-то похоже на наставление, то, как вы это произносите, — заметил ему Джек.

— Что?

— Звучит как угроза.

— Вы будете плакать как младенец после первых нескольких занятий.

— Если вы только этого хотите, я могу заплакать как младенец прямо сейчас, и мы мирно разойдемся по домам.

— Вы будете бояться боли до начала тренировки.

— Я проходил терапию в Вестсайдской больнице.

— Это была просто игра в песочнице! Ничего похожего на тот ад, в который я вас собираюсь ввести.

— Вы так умеете успокоить…

Блум пожал своими огромными плечами.

— У вас не должно быть иллюзий о какой-то легкости реабилитации.