— Я изначально человек без иллюзий.
— Хорошо. Вы будете бояться боли, ужасаться ее, избегать, просить отправить вас домой полукалекой, не заканчивая программы…
— Вот здорово, я едва могу дождаться начала!
— …но я научу вас ненавидеть боль вместо того, чтобы бояться ее…
— Может быть, я лучше пойду на уроки по шитью, или испанским языком займусь?
— …а затем я научу вас любить боль, потому что это единственный явный признак того, что вы прогрессируете.
— Вам нужно пройти новый курс по агитации пациентов.
— Вы сами должны себя вдохновить, Макгарвей. Моя основная задача — это бросить вам вызов.
— Зовите меня Джек.
Терапевт покачал головой.
— Нет. Для начала я буду звать вас Макгарвей, а вы зовите меня Блум. Такие отношения всегда враждебны в начале. Вам нужно ненавидеть меня, чтобы сфокусировать на мне свою ярость. Когда это время придет, будет легче ненавидеть меня, если мы не будем пользоваться именами.
— Я уже вас ненавижу.
Блум улыбнулся:
— Вы правильно делаете, Макгарвей.
12
После той июньской ночи, когда он обнаружил посещение его дома представителем иного мира, Эдуардо жил не желая размышлять о своей дальнейшей судьбе. Впервые за свою жизнь он не желал смотреть в лицо реальности, хотя и знал, что сейчас это важнее, чем когда-либо прежде. Для него было просто необходимо посетить одно место на ранчо, где нашел бы — или, наоборот, не нашел бы — доказательства, подтверждающие его самые черные подозрения о природе «гостя», который зашел в его дом, когда он сам находился в конторе Тревиса Поттера. Но он старательно избегал этого места, даже не глядел в сторону того холма.
Пил слишком много и совершенно об этом не тревожился. Семьдесят лет жил под девизом «Умеренность во всем», но сейчас, находясь в состояния унизительного одиночества и страха, он отверг этот рецепт. Он хотел, чтобы пиво — которое он время от времени перемежал хорошим бурбоном — оказывало на него максимально возможное отупляющее действие. Но он приобрел жуткий иммунитет к алкоголю. И даже когда заливал в себя дозу, достаточную для того, чтобы ноги и позвоночник стали резиновыми, то мозг все еще оставался слишком ясным.
Теперь Эдуардо читал исключительно книги того жанра, к которому недавно пристрастился: Хайнлайн, Кларк, Брэдбери, Старджон, Бенфорд, Клемент, Уиндем, Кристофер, Нивен, Желязны. Точно так же, как он когда-то обнаружил к своему удивлению, что фантастика может быть стимулирующей размышления и содержательной, теперь он узнал, что она может быть и наркотической, лучшим наркотиком, чем любой объем пива, и менее обременительной для мочевого пузыря. Эффект — просветление и удивление, или интеллектуальное и эмоциональное отупение — зависел строго от желания читателя. Космические корабли, машины времени, кабины телепортации, инопланетные миры, колонизированные луны, инопланетяне, мутанты, разумные растения, роботы, андроиды, клоны, разумные компьютеры, телепатия. Флот военных космических кораблей, отправленный сражаться далеко в другую галактику, гибель вселенной, обратное течение времени, конец всего! Он терялся в этом тумане фантастики, в этом завтра, которого никогда не будет, только чтобы не думать о немыслимом в настоящем.
Пришелец никак не проявлял себя, затерявшись в лесу, и дни проходили без новых происшествий. Эдуардо не понимал, неужели тому потребовалось преодолевать миллиарды километров пространства или тысячелетия времени только для того, чтобы завоевывать Землю черепашьими темпами..
Конечно, пришелец мог быть настолько чуждым человеку, что мотивации его поступков могли быть загадочны и даже совершенно непостижимы для человека. Завоевание Земли, возможно, вообще никак не интересует того, кто прошел через дверь, а его концепция времени может быть так радикально отличной от концепции Эдуардо, что дни для пришельца похожи на секунды.
В фантастических рассказах существовало три вида пришельцев. Хорошие желали помочь человечеству достичь полной реализации своего потенциала как разумного вида, чтобы тогда уж им сосуществовать, как приятелям, вечно. Плохие хотели поработить людей, употреблять их в пищу, откладывать в них яйца, охотиться ради спорта, или уничтожить человечество из-за трагического непонимания или же по одной только злобности натуры. Третий — и реже всего встречающийся — тип пришельцев был ни плохим, ни хорошим, но настолько чуждым, что его цели и предназначение были для человечества так же загадочны, как и существование Бога. Этот тип обычно оказывал человеческой расе большую услугу или причинял жуткое зло, просто проходя мимо, по краю своей галактической трассы (как автобус проезжает по колоннам деловитых муравьев на дороге) и даже не подозревал о встрече, не говоря уже о том, что она повлияла на жизнь других разумных существ