«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости

Песня «У ручья», или «У реки», начинается с холодной безучастности, звучащей в фортепьянной партии, с отстраненного, безэмоционального движения мелодии, вызывающего одновременно мысли о замерзшей реке и о скованной морозом душе. Темп обозначен как langsam, «медленный», первоначальным обозначением было mässig, «сдержанный». Наибольшего внимания заслуживает то, что восьмые доли рубленого ритма, стаккато, басовая нота, на которую откликается трехзвучие, сыгранное левой рукой, выглядят обособленными и лишенными живых контуров. В спокойном взгляде скитальца на замерзшую реку есть что-то от забавы, музыка на современный слух звучит почти во вкусе кабаре. Абсурдное и комическое никогда не отбрасываются полностью в «Зимнем пути».

Отрешенность сохраняется на протяжении двух первых строф, где музыка повторяется в минорном ключе, однако не окрашивается меланхолией. Небольшое изменение происходит на словах «Не попрощалась ты»: это изящный прощальный жест, слегка поднимающаяся в партии вокалиста волна, противоречащая смыслу слов, которые поются. Вокальные фразы, передающие тишину и неподвижность замерзшей реки (Wie still bist du geworden, «Как тиха ты стала», и Liegst kalt und unbeweglich, «Лежишь холодной, неподвижной»), сопровождения пометкой sehr leise, «очень мягко». С моей точки зрения, тут требуется обращение к внутренней жизни и гладкость, pianissimo, контрастирующие с резкостью первых фраз двух строф, Der du so lustig rauschtest, «Ты, что так радостно шумела», и Mit harter, starrer Rinde, «Твёрдой, жёсткой коркой». Обращение к внутренней жизни, но по-прежнему отрешенность, отстраненность. Следующие две строфы, со сменой ключа на мажор, создают ощущение почти уюта, музыкальной теплоты, опять противоречащей смыслу слов, которые рисуют образ ледяной могильной плиты. Слова, бесплодно написанные на воде, – расхожая поэтическая метафора. В английском контексте самый известный пример – эпитафия Китса: «Здесь лежит тот, чьё имя было написано на воде». Гете использует тот же образ в стихотворении «К реке». Его следует процитировать целиком, потому что весьма вероятно, что Мюллер читал его, и, несомненно, его знал Шуберт, поскольку он переложил его в песню в 1822 году:

Verfließet, vielgeliebte Lieder,
О, лейтесь, милые напевы,
Zum Meere der Vergessenheit!
Забвенья море примет вас.
Kein Knabe sing’ entzückt euch wieder,
Весной да не споют девы,
Kein Mädchen in der Blütenzeit.
Ни юноши в восторга час.
Ihr sanget nur von meiner Lieben;
О милой пели вы, которой
Nun spricht sie meiner Treue Hohn.
В насмешку преданность моя.
Ihr wart ins Wasser ingeschrieben;
Возникли вы на влаге скорой –
So fließt denn auch mit ihm davon.
Так пусть же вас умчит струя ^[17].

Слова, написанные на льду, – амбивалентный образ: они подобны словам на воде, но не уплывают, забвение, неизбежная потеря оказываются отложенными, они как бы заморожены. Заморозить чувство означает одновременно сохранить его и лишить силы воздействия. Скиталец выцарапывает на льду не слова песни и не любовное стихотворение, а лаконичную запись о случившемся с ним, имя возлюбленной, которого мы так и не узнаем, дату первого приветствия, дату расставания и огибающий их разорванный круг. Опять-таки музыка противостоит словам, поскольку извивистая, непрерывная вокальная партия говорит о разбитом кольце.

Последняя строфа повторяется дважды и вносит непредвиденный сильный прилив чувства в доселе отстранённый с эмоциональной точки зрения пейзаж. Подо всем этим льдом все ещё вздымается волна переживания. Музыка даёт ответ, поднимаясь в страстной градации. Последняя фраза достигает верхнего ля, и в этом случае (в отличие от «Потока» или следующего дальше в цикле «Отдыха») Шуберт в рукописи не меняет тональность, чтобы приспособить песню для исполнения певцом с ограниченными вокальными данными. Ему нужна эта тональность, и он воплощает замысел, подразумевающий восхождение к верхней ноте, хотя альтернативно он создаёт, как подачку публикатору, очевидно неадекватную вокальную фразу, так называемую ossia, которую ни один певец и не подумает исполнять.