«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости

Больше всего правительства Германской конфедерации беспокоились из-за волнений студентов и их политической деятельности. Одним из прежних шубертовских приятелей по школе, которого композитор в 1828 году причислял к своим «лучшим, дражайшим друзьям», был поэт Иоганн Зенн. Общий друг Шуберта и Зенна Йозеф Кернер описывал последнего как «добродушного… сердечного с друзьями, сдержанного с прочими, стремительного, пылкого, ненавистника всяких ограничений», то есть определённо как тот тип молодого человека, к которому тайная полиция должна была проявить особый интерес. И Зенн действительно не позднее 1813 года попал в полицейские списки, как радикально настроенный студент. В марте 1820 года рано утром полицейские пришли с обыском в его квартиру и составили отчёт: «Относительно строптивого и оскорбительного поведения Иоганна Зенна, уроженца Пфундса в Тироле, задержанного как участника Ассоциации студентов младшего курса, насчет осмотра и конфискации его бумаг при обыске в его комнатах, во время которого он использовал, в частности, такие выражения, как “Мне наплевать на полицию” и “Правительство слишком глупо, чтобы проникнуть в мои секреты”». Некоторые из друзей Зенна – Шуберт, Иоганн фон Штейнберг, Иоганн Цехентер и Франц фон Брухманн – присутствовали и тоже «употребляли в отношении уполномоченных служащих оскорбительные и непристойные слова». Зенна продержали под арестом четырнадцать месяцев прежде чем выслать в родной Тироль, разрушив его карьеру. Шуберта отпустили с недобрым предупреждением и суровым выговором. В шубертовском дружеском кругу Зенн не был забыт, на него смотрели как на героя и мученика, в его честь поднимали бокалы на многих пирушках.

Через несколько лет после инцидента с Зенном некоторые его друзья совершили поездку в Тироль, чтобы навестить поэта-изгнанника. Тогда Шуберт положил два стихотворения Зенна на музыку, выражавшую горькие переживания эпохи бидермейер – «Счастливый мир» (Selige Welt) и «Лебединая песнь» (Schwanengesang).

Любые публичные собрания, даже очевидно невиннейшие в меттерниховской Вене вызывали подозрения. Молодежная вольница возбуждали недоверие режима, позже охарактеризованного как «абсолютизм, ограниченный разгильдяйством» (ein durch Schlamperei gemilderter Absolutismus). В Вене издавна изобиловали общества для обсуждения литературы, живописи и так далее, и они тоже попали под пристальное наблюдение в эпоху князя Меттерниха. В группу молодых единомышленников из Линца, известную как Кружок самовоспитания (Bildung), входило много поэтов, на чьи стихи Шуберт писал песни, и несколько его ближайших друзей: Йозеф фон Шпаун, Франц фон Брухманн, Йозеф Кеннер, Иоганн Майрхофер, Франц фон Шобер и сам Иоганн Зенн. Они регулярно встречались, вдохновленные гетевской идеей самосовершенствования посредством образования. Кружок привлек внимание полиции уже в 1815 году, а ежегодник «Статьи о воспитании юношества», который группа начала издавать в 1817 году, просматривался с большой подозрительностью. Деятельность кружка затухла, но стремление к кругу единомышленников, изучающих литературные произведения, оставалось частью жизни Шуберта до его болезни. Зенна также приютило на короткое время Общество бессмыслицы (Unsinngesellschaft), члены которого встречались в 1817–18 годах. Шуберт входил в него как музыкант. У Общества был собственный еженедельный бюллетень «Архив человеческой глупости». Нельзя с уверенностью сказать, скрывали ли под собой шутки и веселье, которые главенствовали в жизни «Общества», политическую неблагонадежность, было ли само обращение к бессмыслице зашифрованным протестом против новой системы правления. Собрание более известного общества «Пещера Лудлама» (Ludlamshöhle) с самым избранным обществом среди его членов (среди них – Грильпарцер, великий Карл Мария фон Вебер, автор оперы «Вольный стрелок», актёр Генрих Аншюц) тоже, на первый взгляд, было посвящено глупостям и бессмыслице с выпивкой, хулиганством и неприличными шутками, но власти в итоге начали подозревать зловещие замыслы. Однажды ночью в апреле 1826 года полиция вломилась в помещение «Общества», конфискуя бумаги и производя аресты. Сыску не удалось преодолеть барьер фантазий и шутливости, а бумаги, изъятые полицейскими, полные загадок и намеков на заговор, выглядели не более, чем бравадой. Полицейские сами ставили себя в глупое положение, требуя серьёзной расшифровки лудламских дурачеств. Однако дело имело немалые последствия – Грильпарцер угодил под домашний арест, а клуб, по-видимому, закрылся (членство Шуберта в нем закончилось). 1826 год в габсбургских владения прошел беспокойно, активизировались итальянские карбонарии, а пароль Лудлама – «Красное это черное, а черное – красное» – и его цвета слишком напоминали об этих внушавших страх итальянских революционерах, боровшихся за освобождение своей страны от австрийцев.