«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости

Эти темы, кажется, отделены двумя сотнями лет и многокилометровой дистанцией от Франца Шуберта в бидермейеровской Вене. Шуберт пытался добиться независимости в рамках системы, отказывавшей ему в свободе и достоинстве и затруднявшей для него честный заработок, который он мог бы иметь, преследуя собственные эстетические цели. Однако музыканты – исполнители не меньше, чем композиторы, – и сейчас борются со сложностью, заключающейся в том, чтобы утвердить свою независимость от денег или правительства. Тут нет простых решений. Как раз накануне финансового краха 2008 года меня попросили произнести речь, посвященную вкладу лондонского Сити в развитие искусств. Как певец, постоянно выступавший в культурном центре Барбикан и пользовавшийся благами от его творческих программ и теми возможностями, которые центр мне предоставлял, я был рад такому случаю. Не подозревая о том, что должно было вот-вот нагрянуть (теперь это меня смущает), я расточал хвалы инновационному подходу и открытости, царившим в финансовом отделе, благодаря чему возник простор для параллельных новшеств и рухнули барьеры в творческой деятельности. Правительство, озабоченное тем, чтобы деньги расходовалось целесообразно и чтобы интересы местных жителей были в приоритете, не могло долго попустительствовать подобным радужным мыслям. Легко говорить, когда огромный мыльный пузырь лопнул, а тогда я был охвачен той же лихорадкой, что и биржевые спекулянты в пылу ажиотажа или ослеплённые сотрудники рейтинговых агентств. В похмелье, которое мы теперь испытываем, одни больше, другие меньше, внушает тревогу то, что мы настолько зависели от махинаций, теперь вызывающих у нас мало одобрения. Но никто, даже самый суровый художник, не может уйти от своего времени, от его социальных, политических, экономических реалий. Подлинная независимость – это утопия, но мы должны стараться представлять себе её осуществимой благодаря взаимному равновесию интересов и поощрению разнообразия. Утопическая надежда необходима. Осознание этого помогает лучше разобраться, чего стоило восхитительное искусство такого композитора, как Шуберт, понять масштаб сил, затраченной на многие его произведения, и то, как его музыка связана с нами. Его досада, его повседневные заботы, его отчуждение – они также и наши.

А что насчёт Вильгельма Мюллера? Это классический пример благоустроенного немецкого интеллектуала в духе Гете в Веймаре. Родившись в Дессау в семье портного, после военной службы во время войны против французов и путешествий в Берлин и Италию, он стал герцогским библиотекарем в 1820 году, тайным советником в 1824‐м. Мюллер быстро возвысился, как протеже герцога Ангальт-Дессау, который сам пользовался покровительством прусского королевского дома. И при этом Мюллер был убежденным либералом в те времена, когда либералы были преданы проклятию Пруссией и всем Священным союзом. Пользуясь патриархальной благосклонностью своего государя, Мюллеру удавалось сохранять интеллектуальную независимость и время от времени добиваться её признания, что было типичным поведением для эпохи бидермейер.

В 1816 году Мюллер, тогда берлинский студент, и его друзья опубликовали поэтическую антологию под названием «Цветы союза» (Die Bundesblüthen) – это был провокационный кивок в сторону тайных обществ, опасного поля деятельности. Отсылка к недавним сражениям в словах одного из стихотворений Мюллера «Ради Господа, свободы, женской любви и песни» (Für Gott, die Freyheit, Frauenlieb und Sang), была вырезана цензором. В ответ на деланно наивное напоминание Мюллера, что ведь это прусский король призвал своих подданных сражаться за свободу, цензор ответил лаконично: «Ja, damals» («Да, тогда»).