Для исполнения этой песни нужно сперва решить, как играть фортепьянное вступление. Мы опять слышим призрачный мажор, тональность сладкой грезы и памяти о былом, как в начале «Липы» («В её тени я видел так много сладких снов») или как тогда, когда она возникает в связи с безудержным порывом освобождения в «Воспоминании» («Иначе ты приветствовал меня, Город непостоянства!»). Эта навязчиво повторяющаяся нежная ритмическая фигура фортепьянной партии на последней строфе «Липы» («Теперь я во многих часах пути от того места»), звучит двенадцать раз, наводя на мысль о музыкальной шкатулке, о машинальных, словно в трансе, игре и пении. Конечно, этот ритм становится основой для триоля в следующей песне «Поток». Сладостное, даже приторное начало «Весеннего сна» написано совсем иначе, однако здесь опять возникает искушение уцепиться за сходство с музыкальной шкатулкой, музыкальной конфетной коробкой – особенно для контраста с мрачностью предыдущей песни: отрывистые удары первой ноты, танцевальное обозначение размера как 6/8, изящный прыжок шестой доли, повторы кружащегося движения и вздох апподжиатуры – опора ноты на ноту в начале второго такта. Все это наталкивает на пародийную трактовку, и если цикл исполняется в экспрессионистском духе, может показаться, что правильнее утрировать, давая тем самым понять публике и напоминая самому себе, что тут нет ничего реального. В конце концов на это есть намёк в самих стихах: можно сколько угодно мечтать о мае, полях, цветах и птицах, но выбор слова, характеризующего птичье пение, нарушает гармонию – что согласуется с «борьбой» между жаворонком и соловьем в «Воспоминании». Geschrei – это крик, вопль, визг, слово не самого спокойного и мирного характера. С другой стороны, не излишне ли подчеркивать пародию, которую Шуберт и так уже написал? Или, идя дальше, можно даже сохранить более наивное, тёплое, трогательное настроение мечты, и это позволит указать на символы любви из прежних песен: цветущий май в «Спокойно спи», отрадные луга, о которых помнит персонаж «Оцепенения». Разные исполнители или один и тот же исполнитель на разных выступлениях выбирают различные решения, различные пути.
В песни три музыкальных сегмента, три темпа, которые, повторяясь, сопровождают все шесть строф: etwas bewegt (нечто движущееся), piano и pianissimo – для мечты, schnell (быстро), движение от piano к forte – для пробуждения, langsam (медленно) и pianissimo для ощущений после пробуждения. «Весенний сон» – одна из тех песен, где повторение одной и той же мелодии на разных словах создаёт как затруднения, так и возможности. В первой строфе музыка уже довольно нежная, при её возвращении в четвёртой строфе усиливается это качество, эта чувственность: любовь взаимна, девушка прекрасна, говорится о поцелуях, сердце (Herzen), радости (Wonne), блаженстве (Seligkeit). На последнем слове мне всегда хочется задержаться, протянуть его в арпеджио, под перебор струн, чтобы подчеркнуть последний слог. У Шуберта это не совсем самоцитация, не тот случай, когда, например, Моцарт переносит немного из «Фигаро» в своего рода оперное попурри – сцену пиршества в «Дон Жуане». Однако само слово Seligkeit приводит на память шубертовскую песню с таким названием – «Блаженство» – и пританцовывающую, вроде бы одухотворенную, но на грани пародии, восторженность, которая воплощена в этой песне:
Freuden sonder ZahlРадость без заботBlühn im Himmelssaal,В райских кущах живёт,Engeln und Verklärten,Шум священных крылийWie die Väter lehrten.Словно шорох лилий.O da möcht’ ich seinЯ мечту таюUnd mich ewig freun!Быть скорей в раю.Jedem lächelt trautГорная странаEine Himmelsbraut;Сладких нег полна,Harf und Psalter klinget,Арфы там играют,Und man tanzt und singet.Ангелы летают.O da möcht’ ich sein,Я мечту таюUnd mich ewig freun!Быть скорей в раю.Lieber bleib’ ich hier,Здесь забот не счесть,Lächelt Laura mirНо останусь здесь,Einen Blick, der saget,Коль хоть раз ЛаураDaß ich ausgeklaget.Не посмотрит хмуро.Selig dann mit ihr,Здесь любовь моя,Bleib’ ich ewig hier!С ней останусь я!