«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости

Тем более мучительно пробуждение от сна в аду действительности. Поддельное утешение третьей и шестой строфы – цветы изморози на стекле, уход в себя с закрытыми глазами – блистательно повторяется в мажорной тональности. Как часто бывает у Шуберта и в фортепьянной и другой инструментальной музыке, и в песнях, мажор оказывается еще более душераздирающим, чем минор.

Резкая музыка второй строфы с её диссонансами и яростной выразительностью точно соответствует словам: крик петуха, карканье воронов, отмеченное словом fortissimo, а для Шуберта это наивысшая громкость. Когда та же музыка звучит в пятой строфе, поэтический рассказ движется от внешнего мира к внутреннему, от глаз к сердцу, к осознанию того, что скиталец одинок. При чтении стихотворения эпизод с пробуждением, когда проснувшийся обнаруживает, что он один, и размышляет о канувшем сне, может показаться чем-то вроде элегии, в интонациях Мюллера явно нет никакой агрессивности. А Шуберт сохраняет неистовство прежней песни, повторяются те же ноты и обозначения громкости. Шумное пробуждение, вторжение реалий внешнего мира возникают дважды, но ужас и напряженность перенесены во внутреннюю жизнь. Осознание скитальцем своего одиночества и утрата прошлого оглушают так же, как крики и вопли птиц во внешнем мире.

Последняя строфа песни – один из самых тихих моментов в цикле: скиталец закрывает глаза, лелея в сердце отголосок восторга. Слова: «Когда же вы оживете, листья на окне?» – полуслышны, едва пропеты. Голос пронзительно поднимается до фа во фразе: «Когда обниму я её?». Возобновление мотива фортепьянной партии заканчивается отчаянным, истощенным, протяжным, но и немного жёстким ля-аккордом. За счёт этого следующая песня Einsamkeit («Одиночество») кажется в начале унылой и тусклой.

Вода – и самая заурядная и самая необычная вещь на свете. Жизнь возникла в воде, как уверяют и миф, и наука. Мы не можем жить без воды, и мы на большую часть состоим из неё. На Земле вода встречается во всех агрегатных состояниях: твердом, жидком, газообразном – это лед, вода как таковая и пар. Горячая вода особенно интересна: у воды, как жидкости, высокая теплоемкость и очень высокая температура испарения, позволяющие ей играть важнейшую роль в климате планеты. Но и холодная вода не пустяк. В отличие от других веществ, при замерзании вода увеличивается в объёме, а не сжимается, становится менее, а не более плотной. Айсберги плавают. Разнообразие живописных кристаллических форм, в которых существует замерзшая вода, казалось многим доказательством присутствия божия в мире. Великий астроном XVII века Иоганн Кеплер, прославившийся открытием эллиптических орбит, по которым вращаются планеты, считал, что снежинки творит душа воды. В книге о наблюдении в микроскоп – Micrographia (1665) – первопроходец науки Роберт Хук объясняет сложные, многообразные структуры снежинок, которые он рассматривал под микроскопом, вмешательством руки божией в ход дел на земле.

Снежинки. Фотографии Уилсона Бентли, около 1902 года

В XX веке американец Уилсон Бентли в сарае на своей вермонтской ферме первым начал фотографировать снежинки и сделал за всю жизнь более 5 000 снимков. Он писал: «Благодаря микроскопу я обнаружил, что снежинки – чудо красоты, и мне подумалось, что будет жалко, если эту красоту не увидят и не оценят другие. Каждая снежинка – шедевр рисунка, и рисунка неповторимого. Она растает – и рисунок утрачен навеки. Столько красоты ушло, не оставив по себе никакого следа!» Бентли умер в 1931 году, пройдя шесть миль по метели.

Многообразное великолепие кристаллических форм воды, видное под микроскопом в каждой снежинке, доступно невооружённому глазу, когда изморозь и лед создают причудливые подражания органическим формам. Существуют морозные «цветы» всякого вида и размера. Самые безумные ботанические творения, возможно, те, что образуются из тонких слоёв льда, свешиваясь с высоких растений, и уходят в завитки, напоминающие лепестки и цветы. За полярным кругом встречаются целые луга ледяных цветов – все чаще с наступлением глобального потепления: это хрупкие кристаллы из воды, содержащей соль, которые поднимаются на 2–3 сантиметра над поверхностью свежезамерзшего льда.

В литературе самой большой известностью пользуются морозные узоры, покрывающие стекла зимой, когда воздух снаружи очень холоден, а внутри – довольно влажен. В романе Шарлотты Бронте много снега, мороза и льда. «Я горячая, – говорит Джейн Эйр Рочестеру, – а огонь растапливает лёд». До этого в книге рассказывается, как Джейн, еще маленькой, «стала дышать на морозные цветы, которыми было разукрашено окно, и, очистив таким образом маленькое местечко, заглянула в окованный суровым морозом сад, где все казалось недвижным и мертвым»[21]. В окно, когда ей «удалось расчистить достаточно широкий кружок среди затянувшей стекло серебристо-белой листвы», она следит за прибытием своего будущего ужасного врага, учителя Брокльхерста, человека с ледяным сердцем.