Зимний сад

Например, сейчас она смотрела на фотографию, случайно попавшую в стопку налоговых деклараций. На снимке папа, Нина, Джефф, Мэдди и Джиллиан играют во дворе в мяч. Девочки еще совсем маленькие, ростом не выше почтового ящика, и одеты в одинаковые зимние комбинезоны розового цвета. Заборы украшены рождественскими гирляндами и еловыми ветками. Все пятеро смеются.

А где она сама? Может, накрывает на стол с одержимостью, достойной самой Марты Стюарт[15], а может, упаковывает подарки или перевешивает украшения в комнате.

Словом, она не там, где стоило быть; не там, где могла бы разделить с дочками и мужем памятные минуты. Наверное, тогда ей казалось, что время растяжимее, а любовь терпимей к ошибкам. Она положила фотографию поверх папки и открыла следующий ящик. Запустив туда руку, она услышала чьи-то шаги, а затем хлопок входной двери и Нинин голос в гостиной.

Ну еще бы. Опустилась ночь, и Нина собирается переключиться с одной страсти – камеры – на другую. Сказку.

Мередит вытащила очередную папку и заметила, что на ней оторвана часть ярлыка. На оставшемся клочке она разобрала русские буквы.

В папке было только одно письмо. На штемпеле стояла дата двадцатилетней давности, местом отправки значился Анкоридж, Аляска, а получателем – миссис Уитсон.

Дорогая миссис Уитсон,

Благодарю Вас за ответ на обращение. Хотя я убежден, что Вы могли бы внести неоценимый вклад в мое исследование о Ленинграде, я тем не менее вполне понимаю Ваш выбор. Если Вы все же передумаете, я буду рад Вашему участию.

Искренне Ваш,

Василий Адамович,

профессор русистики,

Аляскинский университет

Мередит услышала, как Нина в гостиной что-то настойчиво говорит матери, потом воцарилась долгая, тяжелая тишина. Наконец мать тоже что-то произнесла, Нина ответила, и снова голос матери.

Голос, который ни с чем нельзя было спутать. Сказочный голос.

Мередит замерла в нерешительности, попыталась заверить себя, что надо остаться, что во всем этом нет и не может быть смысла, поскольку мать бы такого не допустила, но стоило прозвучать слову «Вера», как она сложила пополам таинственное письмо, убрала его обратно в конверт и добавила к стопке нужное.

А затем встала.

Глава 13

Оставив камеру на журнальном столике, Нина подошла к папиному любимому креслу, в котором сидела с вязаньем мать. В доме даже теплым майским вечером было прохладно, и Нина решила разжечь камин.

– Ты готова? – спросила она у матери.

Та подняла взгляд. Лицо болезненно бледное, щеки запали, но глаза оставались все такими же яркими. В них читалась абсолютная ясность.

– На чем мы остановились?

– Не притворяйся, мам. Ты помнишь.

Мать пристально на нее посмотрела и наконец сказала:

– Свет.

Нина выключила все лампы в гостиной и прихожей, и теперь во тьме мерцало только пламя камина. Нина села на пол у дивана. На пару мгновений дом погрузился почти в потустороннюю тишину, будто и он тоже замер в ожидании сказки. Затем послышался треск огня и где-то скрипнула половица. Дом приготовился слушать.

Мать плавно начала рассказ.

– С тех пор как ее отца заточили в Красную башню, проходит год, и Вера уже не никто. Но в Снежном королевстве в эти мрачные времена такая перемена опасна. Она уже не просто обычная

крестьянская девушка, дочь бедного сельского учителя. Она старшая дочь автора запрещенных стихов, дочь изменника родины. Она должна соблюдать осторожность. Всегда и везде.

В первые же недели без отца их жизнь меняется. Соседи стараются не встречаться с Верой взглядом. Вечерами, когда она взбирается вверх по лестнице, двери хлопают прямо у нее перед носом, точно костяшки домино, – одна за другой.

На каждом шагу теперь встречаются черные экипажи, и все в городе перешептываются о новых арестах и людях, обратившихся в дым, пропавших навеки. К семнадцати годам Вера учится различать в толпе тех, в чьей семье тоже кого-то арестовали. Сутулые плечи, потупленные глаза – эти люди старались казаться мельче и незначительней. Незаметней.