Зимний солдат

Они двинулись по дороге. Туман отступал, обнажая пейзаж из хуторов и неглубоких долин; пятна зелени, желтизны и бурого цвета. Вдали, как одеяла, расстилались маленькие черные прямоугольники, при более внимательном взгляде становилось ясно, что это наступающие русские части. Казалось невозможным, что они уже видны, а он вот, идет себе. Как крошечные полки́ на отцовских картинах, ожившие почтовые марки, едущие по полям, где спокойно работают крестьяне. Но здесь селяне выглядели не столь безразличными. Дороги были заполнены людьми – некоторые шли группами, некоторые поодиночке; все оставляли за спиной восходящее солнце. Они несли узелки с вещами, детей, кур. Женщина на ходу кормила грудью ребенка, вокруг его рта плясал синий рой мух.

Люциуш видел, что к востоку по небу тянутся столбы дыма. На обочине лежали кучи ранних злаков, от них сладко пахло скошенной травой. Сидящий солдат боролся с размотавшимися портянками.

Он оглянулся. Позади вставали горы под покровом темно-зеленого леса. Они казались такими спокойными. Где-то там, подумал он, – Лемновицы, Маргарета. С тех пор как он услышал ночной звон колоколов, прошло меньше двенадцати часов.

Они сдвинулись на обочину, уступая дорогу пехотному полку, чьи мундиры выцвели до разных оттенков синего. За строем солдат виднелись поезда и остов города. Вокруг поднимались странные башни, назначения которых он не понимал, – тонкие, сужающиеся кверху пирамиды с большими угловатыми верхушками, как первобытные статуи безруких людей.

– Нефтяные вышки, – сказал адъютант, проследив его взгляд. – Это Слобода-Рунгурска, на ветке к Коломые.

Мы стоим тут две недели, продолжал он. Это Двадцать четвертая австрийская пехотная дивизия, под началом Фон Корды. Ну что от нее осталось. Армия разбита, люди измучились. С момента наступления русских в начале месяца они были вынуждены отступать, перебираться через Прут. На севере еще хуже. Луцк пал на прошлой неделе. На юге Черновицы в осаде, и говорят, что и они пали. Теперь оборона сосредоточивается у подножия холмов – есть опасения, что нефтяные месторождения будут потеряны или, что еще хуже, что русские снова отвоюют горные перевалы, которые у них отбили еще в первые месяцы войны.

Люциуш остановился. Он прекрасно понимал, что если адъютант приведет его в полевой штаб, его смогут немедленно куда-нибудь перенаправить.

– Капрал, я должен вернуться в свой госпиталь. Как мне это сделать?

– В ваш госпиталь, лейтенант? Но капитан же сказал…

– Я слышал, что сказал капитан. Но мне нужно в свой госпиталь. Там нет другого врача. Как мне туда добраться?

– Но капитан…

Люциуш посмотрел ему прямо в глаза. В зрачках адъютанта почти что отражался капитан со своим черепом и скрещенными костями.

– Капрал, если вы отведете меня в полевой штаб, я скажу им, что вы пытались меня подкупить, чтобы я обеспечил вам демобилизацию по медицинским причинам.

Тот залился краской.

– Но… но я же ничего такого не говорил!

– Вы пожаловались, что очень устали. Что готовы на что угодно, лишь бы оказаться дома.

Адъютант закусил губу и некоторое время раздумывал.

– Ваш капитан даже и не узнает, – сказал Люциуш, стараясь придать голосу уверенность. – Поверьте, ему сейчас не до меня.

– Говорите, это около Надворной? – наконец сказал капрал. – Тогда я бы добрался до Коломыи, а оттуда на поезде доехал до Надворной.

– Нет, это слишком долго. А что с дорогами?

– В каком смысле? Пойти прямо туда, пешком? Это безумие. Вы же видели нашу линию фронта. К завтрашнему дню на дорогах будет не протолкнуться от русской кавалерии.

Люциуш, поеживаясь, взглянул на армейские лагеря на другом краю долины, потом на городок у подножия холма. По дороге теперь двигалась еще одна длинная шеренга солдат. Он закрыл глаза и попытался представить карту. На северо-восток до Коломыи, на запад до Надворной, на юг через долину до Лемновиц – этот отрезок пешком. То есть вместо одной стороны прямоугольника придется преодолеть три.

Вдали громыхнула артиллерия.

– Благодарю вас, капрал, – сказал он, но внимание капрала уже было захвачено далекими полями сражений, пульсирующими гаубицами и восходящими к небу клубами дыма.

На станции царил хаос. Куда ни кинешь взгляд – кто-то куда-то бежал. Солдаты разгружали вагоны с боеприпасами, швыряли ящики в грузовики и на подводы. На платформе было полно мешков с провизией, ящиков с боеприпасами, бочек с порохом, стоящих в опасной близости от путей. С поезда гурьбой соскакивали солдаты. Везде вились мухи – вокруг еды, вокруг груд конского навоза. Люциуш протолкался к начальнику станции и представился со всей формальностью, на которую был способен. Начальник внимательно посмотрел на его окровавленное лицо и рукав.

– Не моя кровь, – сказал Люциуш, как будто это все объясняло. Потом торопливо рассказал, почему ему немедленно надо добраться до Коломыи.

Начальник отмахивался от мух и неожиданно для себя одну поймал. Он удивленно поглядел по сторонам, ища, чем бы вытереть синий развод на ладони, и наконец остановился на собственном сапоге. Потом взглянул на Люциуша:

– И что?