Читаем Злобный критик полностью

НЕ ЛЮБЛЮ, когда по прочтении текста невольно думаешь: "И я так смогу. Но зачем мне это надо?"


АД РЕЦЕНЗЕНТА


Пора раскрыть одну тайну и покаяться. Пять лет назад Очень Крупное Московское Издательство предложило мне рецензировать самотек, приходящий в тамошнюю редакцию фантастики со всех концов необъятной родины, а также из ближнего и дальнего забугорья. Я, как придурок, согласился. И не столько ради денег (знали бы авторы "с улицы", как дешево стоит решение их судеб!), сколько из неких амбициозных соображений.

Как я рассуждал? Критик - а тем более злобный критик - тот же патологоанатом. К нему на прозекторский стол попадают готовенькие книжки, и остается лишь, метафизически разъяв на части прочитанные тексты, мрачно констатировать заболевание постфактум. Лечить это поздно. Типографские машины уже отпечатали, склеили и запаковали продукцию. Экспедиторы успели развезти ее по торговым точкам. Ушлые книгопродавцы исхитрились продать какую-то часть тиража. Сколько бы ты ни скрежетал зубами, сколько бы ты ни рвал и ни метал, эту пасту уже нельзя запихнуть обратно в тюбик.

Другое дело - внутренний рецензент. Он, словно диагност, способен отследить болезнь на допечатной стадии. И либо дать дорогу тексту, который можно попытаться спасти (выписать лекарство или потребовать срочной ампутации какой-то его части), либо, подавив в себе гуманиста, собственноручно добить сочинения, явно не совместимые с жизнью (то есть приговорить отдельных авторов, но спасти тысячи читателей). Чудилось мне, будто на посту литературного фэйс-контролера я принесу реальную пользу людям: и пускай мне первым придется отбивать массированные атаки явных графоманов, но зато мне же, возможно, повезет первым извлечь из кучи шлака произведения новых роджеров желязны и стивенов кингов.

Не секрет ведь, что господа массовые издатели зашорены донельзя. В погоне за сверхприбылями они утрачивают вкус. Ведомые понятиями "формат-неформат" и "серийное-внесерийное", они часто заворачивают по-настоящему талантливую вещь: ты, мол, дружок, никуда не вписываешься - значит, отдыхай. Но уж я-то (думал я) не дам такие тексты в обиду! Уж мне-то (думал я) удастся убедить редакторов обратить внимание на автора имярек и не выпустить из виду молодое дарование - не то, дескать, перехватят конкуренты. Уж меня-то (думал я), злобного критика, редакторы точно послушают...

Ага, размечтался. Как же! Примерно год спустя после начала эксперимента я подвел итоги, и они оказались неутешительными.

Из двух с половиной сотен рукописей романов и повестей, приплывших ко мне самотеком, гениальных не встретилось ни одной. Была одна, впрочем, весьма талантливая, хотя весьма неровная и безусловно "неформатная" повесть фантаста Р.Ш. из Украины. Разумеется, издатели, на которых я работал, ее равнодушно похерили - не взирая на все мои рецензионные всхлипы и превосходные степени. (Я слышал, что впоследствии автор выпустил эту вещь на украинском, но русского книжного издания я так с тех пор и не встречал. "Боги Золотого Века" - может, кому случайно попадалось?)

Еще два десятка произведений были не блестящими, но сносными. Во всяком случае, достойными печати (особенно если бы авторы кое в чем пошли навстречу пожеланиям рецензента). Знаете, сколько сочинений было принято к печати из этих двадцати мною рекомендованных? Одно. Притом не самое лучшее. Зато, по разумению завотделом фантастики, роман вписывался в одну из раскрученных серий.

То был роман молодой фантастки С.П., жены куда более успешного фантаста О.Д. - автора, мне как критику не слишком симпатичного. Госпожа С.П. пренебрегла всеми советами рецензента, а серия, в которой роман был опубликован, оказалась совсем для него не подходящей; покупатели ждали крутого межзвездного мочилова с применением разных видов оружия - и не дождались... Словом, книга С.П. прошла практически незамеченной и канула в Лету.

Остальные двести-с-лишним текстов, мною отвергнутых, на шкале добра и зла располагались где-то в промежутке между "Ужасно!" и "Бред Сивой Кобылы". Моя вера в разумное-доброе-вечное пошатнулась. Всеобщая грамотность уже не казалась безусловным благом. Правда, мне (в отличие от бедняг-рецензентов прошлых веков) хотя бы не приходилось гробить глаза, разбирая кривые каракули: рукописей - в буквальном смысле слова - в самотеке практически не было и даже машинописные страницы с правкой от руки встречались уже крайне редко; по преимуществу, авторы овладели программой Word, а порою и сами профессионально верстали свои сочинения. То есть разруха таилась не в компьютерах, а сами знаете где.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антропологический принцип в философии
Антропологический принцип в философии

  ЧЕРНЫШЕВСКИЙ, Николай Гаврилович [12(24).VII.1828, Саратов — 17{29).Х.1889, там же] — экономист, философ, публицист, литературный критик, прозаик. Революционный демократ. Родился в семье священника. До 12 лет воспитывался и учился дома, под руководством отца, отличавшегося многосторонней образованностью, и в тесном общении с родственной семьей Пыпиных (двоюродный брат Ч. — А. Н. Пыпин — стал известным историком литературы). По собственному признанию, «сделался библиофагом, пожирателем книг очень рано…»   Наиболее системное выражение взгляды Ч. на природу, общество, человека получили в его главной философской работе «Антропологический принцип в философии» (1860.- № 4–5). Творчески развивая антропологическую теорию Фейербаха, Ч. вносит в нее классовые мотивы, тем самым преодолевая антропологизм и устанавливая иерархию «эгоизмов»: «…общечеловеческий интерес стоит выше выгод отдельной нации, общий интерес целой нации стоит выше выгод отдельного сословия, интерес многочисленного сословия выше выгод малочисленного» (7, 286). В целом статьи Ч. своей неизменно сильной стороной имеют защиту интересов самого «многочисленного сословия» — русских крестьян, французских рабочих, «простолюдинов». Отмечая утопический характер социализма Ч., В. И. Ленин подчеркивал, что он «был также революционным демократом, он умел влиять на все политические события его эпохи в революционном духе, проводя — через препоны и рогатки цензуры — идею крестьянской революции, идею борьбы масс за свержение всех старых властей. "Крестьянскую реформу" 61-го года, которую либералы сначала подкрашивали, а потом даже прославляли, он назвал мерзостью, ибо он ясно видел ее крепостнический характер, ясно видел, что крестьян обдирают гг. либеральные освободители, как липку» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 20. — С. 175).  

Николай Гаврилович Чернышевский

Критика / Документальное