Злобный критик

Двумя наиболее популярными словами во всех этих произведениях были почему-то "мысль" и "мозг": "за закрытыми веками струились неизвестные мысли", "мысль стучала в висках недоумением", "под черепом терзалась сомнениями только одна мысль", "мысль, словно лозунг переносимая в воспаленном сознании", "в голове пилигрима метался рой мыслей, гложущий каждую клеточку его мозга", "комок мыслей в голове Кирилла самопроизвольно сплелся в тугой подозрительный узел", "мысли начали сбиваться в хаотическую груду", "бездушные мысли парили где-то в подсознании", "в голову настойчиво перли тяжелые и неприятные мысли", "Максим решил не ломать над этим голову, и в неё полезли мысли о том, что раньше было в этом мире", "голос пробегал по мозгу смутной мыслью", "сильная мозговая буря бушевала у него в мозгу", "еще энергичнее заскрипел мозгами в поисках ответа", "как вспугнутые птицы, бились в мозгу Луэллы воспоминания". Так что "при соответствующей обработке ихнего мыслеполя можно было надеяться на успех..."

В общем, самотек победил меня. Взял не умением, но числом. И, главное, не оправдалась надежда, что рецензии мои закроют этим некондициям дорогу к печатному станку. Отнюдь. Пусть не в этом издательстве, где я держал оборону, так в другом, в третьем... Интересно, что из тех немногочисленных романов, которые я одобрил, большинство до сих пор не пробились к читателям: неформат и все тут! Зато немало жутких текстов, сводивших меня с ума, в итоге благополучно увидели свет там или сям. Бродя по книжным развалам, я уже не раз и не два натыкался на книги со смутно знакомыми названиями и обнаруживал те самые произведения во всей их первозданности. Боюсь, скоро я смогу уже не писать новых рецензий на книги: просто буду смахивать пыль со своих старинных внутренних отзывов - и, не подновляя, отправлять их в печать.

ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ВОСЬМЕРКА

Идея отмечать круглые даты, кратные десяти, придумана с благороднейшей целью: периодически напоминать забывчивому человечеству о его сынах и дочерях, совершивших нечто, отличное от нуля (чаще - в сторону "плюса", реже - в сторону "минуса"). К литературной сфере эта добрая традиция применима едва ли не в первую очередь, поскольку книги издаются и переиздаются non stop, а неживые (а нередко и живые) их создатели не всегда могут стать ньюсмейкерами. Так что магия цифр позволяет извлечь любого персонажа из долгого ящика, отряхнуть пыль и торжественно явить миру.

Мысль о том, что неплохо бы сочинить для "FANтастики" статью-2008 сразу с несколькими юбилярами, посетила вашего обозревателя уже через несколько минут после боя новогодних курантов. Однако текст долго не складывался. Поиск достойных объектов, чьи даты рождения оканчивается цифрой 8, буксовал. Ну да, Василию Головачеву исполнялось шестьдесят, а Филипп Дик, доживи он вдруг, отметил бы свое восьмидесятилетие. Но насильственно впрягать в одно ярмо великого американского психоделика и отечественного чемпиона по тиражам (Дику бы при жизни такие!) было бы немилосердно по отношению к обоим фигурантам.

Наконец, выход был найден: следует отметить юбилеи не фантастов, а произведений, наиболее значительных для развития фантастического жанра в целом. Или для большинства читателей. Или, как минимум, для автора этих строк... Приготовились? Тогда поехали.

110 лет назад была написана "Война миров" Герберта Уэллса. Сравнительно небольшое по объему (менее двухсот книжных страниц) произведение на долгие годы определило два мегатемы мировой фантастики, важнейшие и поныне. Первая - вторжение на землю агрессивных Чужих, вторая - глобальная цивилизационная катастрофа, вызванная стихийным бедствием (необязательно войной). Однажды придуманная писателем негуманоидная раса, для которой представители вида homo sapiens могли быть либо пищей, либо рабами, с пугающей регулярностью возникала затем в тысячах произведений фантастов всех континентов. Бесчеловечное, безжалостное, непознаваемое разумом "чистое химическое" зло для некоторых младших коллег Уэллса превращалось из художественного образа в философскую категорию, в холодную пугающую абстракцию. Уэллс же, запечатлевший мертвый Лондон, был куда более конкретен, хоть и смотрел далеко вперед. Марсиане на своих треножниках становились овеществленной метафорой. За четыре десятилетия до Мюнхенского договора, развязавшего руки Гитлеру, английский фантаст предупреждал: существуют силы, с которыми договариваться БЕСПОЛЕЗНО. Либо умирать, либо побеждать, третьего не дано.