Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ)

Вьюга не пошла на переговоры: в полдень ей отдали долг. Кто-то прошёл путь до конца, три года жизни вернулись обратно, чудо совершило полный оборот, а это отнимает силы. Ещё утром у неё закружилась голова: словно должник сомневался, не был уверен наверняка. Такое бывает, если роженицу уговаривают отказаться, сулят жизнь в обмен на ребёнка. Мало кто знает, что в таком случае умирают оба и это последнее испытание нужно пройти конца. Но к полудню всё встало на свои места, Вьюга успокоилась, улеглась вокруг кладки, задышала ровно, дремотно. А она почти и не сомневалась: если женщина отказывается платить, то сильно раньше, не на таком позднем сроке. Бывали, конечно, случаи, иначе куда делось три тысячи лет Змеевой жизни?

Гром смотрел на жену, бурчал что-то о справедливости, улетел раздражённый. Может быть от того всё так и произошло, теперь это не важно. Вьюга видела, как муж кинулся на Мечислава, как Крылак загородил собой человека и упал, поражённый клинками отца. Первенец, родившийся из зрелого яйца, он был сильнее и быстрее всех змеёнышей. Не смог стать настоящим Змеем, зато своим рождением подал мысль о воинстве человекоподобных. Ещё сто лет Гром пробовал, сочетал сроки, сравнивал и, наконец, восторженно рассказал Вьюге, как они смогут возродить всё племя. Жалко ли ей было недозрелых яиц? Разумеется, нет. Чего их жалеть, если они — не Змеи вовсе, а так — недоразумение. По-настоящему жаль было лишь Крылака — вот с ним действительно приключилась беда. Калека, из-за Вьюгиной оплошности, не дотянув до срока три десятка лет, был словно напоминанием — не волноваться в присутствии спящих яиц, никаких скандалов в гнезде! И вообще, не греть кладку в плохом настроении.

Увидев падающего Крылака, Вьюга вскрикнула, и сама себя испугалась: надо успокоиться, просто успокоиться, обязательно, быстро и немедленно! Мигом выпрыгнула из гнезда и как можно дальше отлетела от Гнезда. Набрала высоту, начала бешено кружиться, изматывая себя полётом и охотой. Кидалась почти к самой земле, парила над самыми высокими облаками, кричала от горя, что произошло на её глазах.

«Отец не прощает смерти своих детей!» Сколько раз Гром повторял эти слова. Как теперь он сам поступит? Зная Грома тысячу лет, Вьюга могла предсказать каждый его шаг. Она поняла, почему Крылак бросился на ножи отца: сто лет ему твердили, что закон превыше всего. Но кто же мог предположить, что Гром сам нападёт на переговорщика? Или это всё из-за отданного Вьюге долга и молчания богов? Последнее время вообще всё наперекосяк. Она старалась об этом не думать: главное — сберечь яйца, времени осталось немного, но — если по чести — всё у них с Громом пошло кувырком.

Наплакавшись, нагоревавшись, Вьюга полетела обратно к гнезду и ещё издалека увидела, что натворила своим криком. Одно яйцо уже вскрылось, остальные шевелились, словно птенцы ворочались, устраивались поудобнее, готовясь прорвать кожистую скорлупу, выбраться наружу.

Змеиха камнем рухнула в гнездо, носом откатила лопнувшее яйцо, обернулась вокруг шевелящейся кладки, согревая её дыханием, запела колыбельную. Спите, дети, спите. Не просыпайтесь до срока, это ваша любимая песня. Мелькнуло: если бы не улетела — может и обошлось бы. Оборвала себя на полумысли — нельзя сейчас об этом. Сейчас — успокоить, усыпить, ввести в дрёму. Спите, дети, спите.

Малопомалу детёныши успокоились, засвистели сонно. Спим, мама, спим. Тебе что-то приснилось, но теперь ты успокоилась и всё хорошо. И мы — спим.

Стараясь не волноваться, Вьюга посмотрела на лопнувшее яйцо. Белое крыло уже вылезло наружу и било по скорлупе, не в силах разорвать шершавую поверхность. Тихо, спокойно, ты — не Змей. Ты — родившийся до срока змеёныш. Это не страшно, это бывает, главное — не делать трагедии. Давай помогу, малышка. Ой, и правда малышка. Если бы вызрела — стала бы Змеихой. Сейчас, погоди, не поранься: твои косточки ещё очень слабы.

Вьюга помогла змеёнышу выбраться из скорлупы, вылизала, отрыгнула схваченную в полёте птицу, пережевала, положила перед детёнышем. Ты — не Змеиха, тебе ещё девять лет сидеть в яйце, это моя вина, но, если я буду об этом думать — потеряю остальных. На кладке нельзя думать о плохом. Лучше — вообще ни о чём не думать. О тебе тоже лучше не думать.

Недозмеиха ткнулась в первую в жизни пищу, поклевала, насытилась. Посмотрела в глаза матери, склонила по-птичьи голову, еле заметно кивнула.

Да.

Я — не Змеиха.

Я — змеёныш.

Я не буду мешать тебе вынашивать остальных. Они не виноваты в том, что я не утерпела.

Не виноваты, ответила взглядом Вьюга. Спасибо, дочка.

Я — не дочка. Змеёныши — бесполы. И ещё: нам место не в гнезде, а в логове. Прощай, мама.

Неловко расправив крылья, змеёныш перевалил за край гнезда, и, цепляясь коготками за выступы и трещины, начал спускаться с Горы.

часть четвёртая

Я снова растерян.

Не ожидал.

(Густав Меттлерштадский. «Слово о Мечиславе…»)

Глава первая

Недоумённая армия.

Нет.