Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ)

Коридор закончился дубовой, со стальными петлями, дверью. Двубор жестом велел остановиться, сунул факел в кольцо на стене, начал возиться с ловушками.

— Все засады знаешь? — спросил озёрский тысячник.

— Все змеёныши знают.

— Змей ничего не утаил?

Надо же, озёрцу удалось удивить Двубора! Перестав нажимать на тайные камни, он повернулся, склонив голову набок:

— А зачем?

Действительно, зачем, мелькнуло в голове Мечислава. Им ничего этого не надо. Всё, что они делают, идёт на пользу всего одного существа — Змея Грома. Или, если попытаться перевести на человеческий манер — на пользу государству. Мне бы таких беззаветных, уж я бы. Вот-вот, ответил вечный собеседник. Уж ты бы нипочём не догадался сплести княжества в такой тугой торговый клубок. Ты бы всех победил и дело с концом, верно? Верно, согласился Мечислав сам с собой. Нет у меня столько времени.

Двубор тем временем закончил отпирать замки, взялся за кованое кольцо, начал тянуть на себя, послышалось нетерпеливое сопение тысячников.

— Стой, Двубор! — Меттлерштадский обер рявкнул так резко, что Мечислав вздрогнул. — Нам надо отправить своих людей наверх, чтобы они привели сюда по отряду, хотя-бы воинов десять от каждого княжества.

Ёрш усмехнулся, кивнул Рипею, тот посмотрел на удивлённого Мечислава, сказал весело:

— Зачем?

— Пусть будут.

— Кряжицкие и Блотинские, — Рипей лихо почесал затылок, — Мечиславу верят на слово. Зови, князь Бродский своих десять воинов.

— Полесье тоже за воинами не отправит. Ждана, мать Мечислава — наша родня.

Вот так, подумал князь, глядя в спины удаляющихся гонцов. Сколько ты давал нам времени на междоусобную грызню, Змей Гром? Неделю? Две? Высоко ты нас оценил, недопустимо высоко. Полдня не прошло, а верит теперь только родня, да боевой товарищ.

Ничего, усмехнулся ехидный собеседник, потерпи пару дней, проверим на зуб крепость родственных уз.

***

Легко судить о хозяине, заглянув в его чулан. Гром, как понял Мечислав, ничего не смыслил в дорогих диковинах. Серебро — к серебру, золото — к золоту, меттлерштадские механические поделки — отдельно. Да и то, лишь бы не сломались, работали исправно, а так… блюда вперемежку с монетами и кубками. Кое-где помялись, камни вытащены, сложены по цвету в отдельных коробочках дорогого сандала и чёрного дерева. Мелкие царапины на боках шкатулок, сразу видно — не драгоценность, но — ёмкость для самоцветов.

— Почему надо раздельно? — спрашивал Двубор на замечание Ерша.

— Во-первых, серебряное блюдо ценнее монет того же веса.

— Почему? — Настойчиво не понял Двубор.

Ёрш развёл руки: как объяснить очевидное? Тихомир пришёл на помощь:

— На него потрачено больше труда. Потом, монеты разных княжеств, даже разных династий — разного веса, значит — разной цены.

— Древние монеты — ценнее новых, — поддержал Дядюшка Хэй, глядя на округлившиеся глаза Двубора. — Патамушта их мало асталасть. Эх, змеи-змеёнысы, что вы панимаете в древнастях…

Зайдя в сокровищницу, Дядюшка — держатель антикварной лавки — запричитал, будто это в его запасниках кутил Король Обезьян. Старик пропускал через горсть куцую длинную бороду, и, для восстановления испорченного, требовал вызвать сюда — в Подгорье — лучших ювелиров всех земель.

Посовещавшись, для расплаты с наёмниками тысячники решили выбрать монеты последних ста лет чеканки, остальное требовало, по словам хинайца «уцёта и подцёта». Мечислав долго пытался, но так и не смог найти разницу в словах. Сюда бы Ерёмку из Кряжича: он-то и чужое с удовольствием в свою книгу впишет. Оно, конечно, чужое, но книга-то своя!

Ёрш выслушал Мечислава, подозвал остальных тысячников, договорились собрать главных казначеев княжеств. Как ни крути, теперь всё надо делать вместе, чтобы никто не умыкнул, не объегорил. Двубор лишь пожал плечами:

— Вам виднее, раз уж надо. Но вообще-то я могу помочь, мне тут каждая вещица знакома.

— Откуда? — полюбопытствовал меттлерштадец.

— Отец приводил сюда всех кто сидел в яйце двенадцать лет.

— Для чего? — ухмыльнулся Ёрш. — Богатством хвалился?

Двубор в очередной раз пожал плечами. Видимо, этот человеческий жест он просто выучил и использовал к месту и не к месту.

— Нет. К алтарю водил.

В сокровищнице наступила такая тишина, что стало слышно, как капает вода в соседнем помещении. Мечислав оглядел повернувших головы к змеёнышу и замерших в полудвижении людей, подивился своему умению приходить в себя первым, сказал тихо, вкрадчиво:

— Погоди, Двубор, погоди. Ты хочешь сказать, что у вас тут есть какой-то алтарь?

— Нет, не хочу сказать, — сотник замотал головой, — говорю.

— А что это за алтарь? — Дядюшка Хэй сузил глаза. — Жертвенник?

— Нет, не жертвенник. Мы богам жертвуем только себя, а это можно делать хоть в чистом поле, хоть на горе. Могу показать. Если надо. Не как жертвуем, надо, а алтарь если надо.

— Надо! — дружно ответили все, а Мечислав ещё и присовокупил в тишине:

— Очень надо! Что же ты сразу молчал?

— Вы не спрашивали. Вы сокровищницу просили.

— Веди! — подытожил Тихомир.