Читаем Змеи и виртуозы полностью

Змеи и виртуозы

– Это не совсем так, – говорю я, приближаясь к нему. – Ты моя любимая неприятность.

Калеб закатывает глаза, проходит за стойку администратора и там принимается складывать брошюры. Пальцы действуют так ловко, что меня коробит при мысли, что он так же будет касаться Райли.

– Если ты не художник, почему владеешь художественной галереей?

– Разве только создающий искусство способен его ценить? – Он делает паузу и смотрит на меня. – Разве ты смог бы стать таким известным, если бы музыку слушали только музыканты?

– Ну, любить музыку и владеть студией звукозаписи – разные вещи.

Достаю из кармана джинсов мятную конфетку и кладу в рот, предварительно развернув обертку. Он наблюдает за моими движениями, взгляд его холоден, очень отличается от того, когда рядом Райли.

– Когда-то она принадлежала деду, я стал наследником по завещанию.

– Странно оставить галерею человеку, который ничего не смыслит в искусстве.

– Повторю, я интересуюсь искусством, хоть я не художник.

Накрытый холст привлекает мое внимание, я несколько секунд разглядываю его.

Он откашливается и поправляет воротник голубой рубашки.

– Все это неважно, галерея официально закрыта, посещение только по предварительной записи, и здесь как раз через двадцать минут будут посетители. Тебе лучше уйти.

Вместо того чтобы подчиниться, я прохожу к стойке и кладу на нее согнутые руки, но Калеб окидывает меня взглядом, лишь когда я приближаюсь и нависаю над ним. Он не воспринимает меня всерьез, и это раздражает.

В основном меня бесит его неуважительное отношение, но больше всего задевает то, что именно ему Райли дарит лучшее, что в ней есть, а все остальное швыряет мне, но я это непременно исправлю.

– Что у вас за отношения с Ангелой? – спрашиваю я, чуть задерживаясь перед тем, как произнести последнее слово – оно мне ненавистно.

Брови его приподнимаются.

– Это совсем не твое дело. Раз не рассказала она сама, я тем более не буду ничего обсуждать.

– Я хочу услышать объяснения от тебя.

– Почему? Не доверяешь ей? – Губы растягиваются в кривой ухмылке. – И что ты хочешь от меня услышать? Что я каждую ночь слушал, как она в пылу страсти выкрикивает мое имя? Что иногда было больно, когда струи воды в душе падали на те места, где она впивалась в меня ногтями? – Я почти задыхаюсь и сжимаю пальцами край стола. – Да, я мог бы сказать и такое, но это означало бы солгать. Хотя я бы все отдал, чтобы такое случилось.

Он пожимает плечами и принимается вновь складывать брошюры, ровно загибая страницу справа и слева, затем откладывает в сторону.

– А правда в том, – продолжает он после паузы, – что я едва ее знаю. Она очень скрытная, доспехи, которые она носит, непробиваемы.

Резко выдыхаю и сильнее опираюсь на стойку.

– Расскажи.

Калеб несколько секунд молчит, единственный звук в помещении – шуршание мелованной бумаги и доносящаяся откуда-то джазовая мелодия.

Затем он кладет руку на шею, трет пальцами затылок. Поднимает голову и встречается со мной взглядом.

– Я потратил немало сил и времени, чтобы эти прекрасные голубые глаза увидели, какие чувства я к ней испытываю. Глупо, но… я ждал, что однажды она проснется и поймет, что я могу ей помочь. Уберечь от того, от чего она бежит.

В сердце вспыхивает огонь, заполняет грудную клетку и поднимается к горлу.

Кольца кажутся свинцовыми, с трудом удается сжать пальцы, чтобы не вцепиться ему в шею.

– Но нет, этому не суждено сбыться. Она не видит во мне человека, способного ей помочь. – Он откашливается несколько раз и продолжает: – Она не смотрит на меня так, как на тебя.

Слова вызывают во мне чувства недоверия и страдания, радость и восторг, которые должны быть, отсутствуют. Они обвивают меня, как ядовитые лианы, каждая стремится проникнуть в сердце.

Правда в том, что не я решение проблем Райли.

Я их причина.

Оттолкнувшись от стола, бросаю последний взгляд на холст, скрытый плотной тканью. Внутри зарождается подозрение, протягиваю руку и срываю ее прежде, чем Калеб успевает меня остановить.

Челюсти сжимаются так сильно, что слышу хруст. Передо мной портрет в светлых тонах, белая кожа, мягкие черты, глаза цвета океана, светлые волосы с розовым отливом.

Шрамов нет. Нет никаких изъянов, которые могли бы испортить ее.

Тем не менее автору удалось уловить главное в ней. Упрощенно, но все же достаточно, чтобы произвести на меня пьянящее впечатление.

Сжимаю губы и поворачиваюсь к Калебу.

– Значит, не художник?

Ноздри раздуваются, но он не отвечает. Интересно, когда он в последний раз смотрел на картину? Вчера вечером? Или несколько месяцев назад?

В глазах замечаю застарелую боль, должно быть, не такую давнюю.

Вытаскиваю из кармана бумажник, оттуда чековую книжку.

– Я покупаю эту картину.