Змеи и виртуозы

– Тебе не обязательно, – начинаю я, и Эйден больно щиплет меня за бедро.

Я вырываюсь, толкаю его локтем. Поднимаю голову и замираю, наткнувшись на веселый взгляд.

Прохожу к острову и указываю на расставленные тарелки с едой.

– Калеб, ты что, оставайся, ты столько всего приготовил, нам это не съесть!

Мне становится страшно от того, что я объединила нас с Эйденом в целое, но уже ничего не поделать, я не могу взять слова обратно. Мне становится еще хуже, когда я вижу улыбку Калеба.

– Это уже неважно, Ангела. Завтракай, увидимся позже на шопинге.

Он проводит рукой по моей щеке и выходит. Я физически ощущаю, что все внимание Эйдена приковано к нам.

– И нанеси все же что-то на лицо, эта сыпь, похоже, болезненна.

Киваю и слабо улыбаюсь.

– Хорошо.

– Вот и ладно, – кивает он и отступает. Надевает куртку и быстрым шагом выходит.

Сердце мое сжимается, оно не хочет терять самого лучшего друга в жизни. Я понимаю, что это эгоистично. Ситуация стара как мир: мы желаем себе лучшего, забывая о других. Если бы не Калеб, не знаю, как бы я так долго справлялась в Лунар-Коув.

Разворачиваюсь и окидываю Эйдена хмурым взглядом.

– Ты идиот.

Он уже стоит у плиты и окунает палец в желтое тесто в миске.

– Может, скажешь что-то, чего я не знаю? – морщится он и вытирает палец кухонным полотенцем. – Твой парень не умеет готовить.

– Боже, он не мой парень.

– Это хорошо, потому что он не умеет готовить. В таких отношениях ты могла бы скончаться от пищевого отравления.

– Он умеет готовить. – Я поддаюсь порыву защитить Калеба. – Например, замечательный яблочный крамбл, булочки и эмпанадас.

– Хорошо, допустим, печь он умеет. – Эйден отодвигает миску в сторону и поворачивается ко мне лицом. – Однако не готовить в целом, а таким людям не следует пытаться приготовить арепу.

Я растерянно моргаю:

– Это еще что?

– Колумбийское блюдо, подается на завтрак. Моя мама готовила каждые выходные, когда я был ребенком. И позволь заметить, восхитительно. А это, – он указывает на блюдо с лепешками, – на вкус как дерьмо.

– Да, в этом ты хорошо разбираешься.

Стараюсь не показывать удивления, что он так открыто рассказывает мне о своем прошлом. Мы ведь не друзья и не любовники.

Он окидывает меня горячим взглядом, с улыбкой тянется за миской и выливает тесто.

– Что ты делаешь?

– Мама отреклась бы от меня, не сделай я попытку исправить все, что натворил твой золотой мальчик. Так что я приготовлю тебе завтрак. Лучше будь хорошей девочкой и помоги.

Глава 33 Эйден

Сижу на скамейке у Художественной галереи Прюитта вытянув ноги и щелкаю зажигалкой Зиппо.

Калеб вернулся после перерыва на полчаса, включил свет внутри, перевернул табличку той стороной, где написано «Открыто», но дверь оставил запертой.

Я уже отморозил себе яйца, на земле слой снега около трех футов. Променад украсили Санта-Клаусами и светящимися фигурками оленей, на фасаде каждого магазина гирлянды разного цвета: на ресторане красные, на сувенирной лавке желтые, на художественной галерее синие и так далее.

Рождество перестало быть для меня событием еще в юности, после того, как стала развиваться карьера, а родители решили, что бренд Эйден Джеймс заслуживает больше внимания, чем сам человек, и отношения в нашей семье стали напряженными.

Нельзя сказать, что любовь исчезла совсем, просто все стало по-другому, весьма своеобразно. Расстояние между нами увеличивалось, из-за этого ощущение счастья медленно исчезало.

Мать избавлялась от печали с помощью таблеток и вскоре превратилась в плохую пародию на некогда великую певицу.

Отец пытался избавиться от душевной раны, покупая все подряд. Это были фирмы и предприятия, дорогой отдых, драгоценности, модели и автомобили. Сонни Джеймс скупал все, что можно получить за деньги.

А я… Я не знал, черт возьми, что делать со своей печалью. И никто из нас не хотел признавать ее существование, поскольку это было равносильно признанию того, что внутри семьи что-то сломалась.

Поэтому я никому не показывал, что у меня внутри. Собрал в сосуд и спрятал в душе, словно сокровище.

Оно хранилось в дальнем углу довольно долгое время, но в конце концов пробка выскочила и содержимое выбралось наружу. Покрытое пылью лет, перебродившее, ставшее гуще, с ним уже невозможно было справиться так просто, как в самом начале.

Бросаю еще одну мятную конфету в стеклянную стену галереи, и наконец из-за холста на мольберте появляется голова Калеба. Он смотрит, видимо размышляя, открыть или нет. Проходит несколько секунд, и он, как хороший мальчик, каким и является, идет к двери.

Щелкает замок, он распахивает дверь и остается рядом, скрестив руки на груди.

– Что тебе надо?

Поднимаюсь на ноги и убираю в карман зажигалку.

– Разве человек не может просто прийти в гости к любимому художнику?

– Я не художник. И точно не твой любимый. – Он отходит, открывая мне путь, я переступаю порог и делаю несколько шагов, оглядывая небольшое помещение.

Вдоль стен шесть отдельно стоящих витрин с картинами – зловещие пейзажи местной природы Скалистых гор, различные местные достопримечательности.