Змеи в ее голове

— Я имела в виду, ужасно, что с ним случилось.

— Да, конечно. А когда вы его закопали, голову вы оставили в саду?

— Я находилась в невозможном состоянии, поставьте себя на мое место! Знаете, это был очень красивый пес…

Васильев кивнул: да, разумеется, и к тому же большой и тяжелый, — должно быть, ей выпала нелегкая задача.

— Но… кто же мог совершить подобное — у вас есть какие-нибудь соображения?

— В деревне такое случается, понимаете ли…

— Я живу в Обервилье, там полно собак, однако у порога своего дома я никогда не находил ни одной обезглавленной.

— Я имею в виду — в деревне! Зависть и все такое. Мне не хотелось беспокоить полицию из-за собаки.

— Понимаю.

Он помолчал и как бы про себя прибавил:

— Я слышал про отравленных собак или кошек и даже застреленных из охотничьего ружья, но вот про обезглавливание, честно говоря, никогда…

— Я тоже. До Людо. Но можете мне поверить, он мне за это заплатит…

— Кто?

Матильда кивнула на соседний дом и понизила голос:

— Я уверена, что это он. Кстати, напишу-ка я жалобу. Вы можете зарегистрировать мою жалобу?

— Здесь — нет… Для этого вам следует явиться в комиссариат.

— Ах, значит, надо съездить? Но мы с вами беседуем, беседуем, а я даже не предложила вам чего-нибудь выпить.

Говоря это, она даже не шелохнулась, словно между тем, что она произнесла, и ее реальным намерением нет никакой связи. Впрочем, таковой действительно не было, потому что ей хотелось, прежде чем пойти объясниться с Лепуатевеном, поскорее избавиться от этого инспектора, который тут надоедает ей своими собачьими историями, вместо того чтобы гоняться за ворами и убийцами!

Васильев уже собрался встать.

— Благодарю вас, — впрочем, я уже ухожу.

— Ваше расследование завершено?

— Честно говоря, не совсем…

Но Васильев не двигался с места и с упрямым видом смотрел в пол. Неожиданно он поднял голову:

— Мне бы хотелось спросить вас… В минувшую среду, одиннадцатого, когда случилась эта история на парковке, что вы делали в Пятнадцатом округе? Это ведь очень далеко от вашего дома…

— Ездила покупать туфли с ремешками. Мои как раз порвались.

— Их не продают в департаменте Сена-и-Марна?

— Мне хотелось точно такие же, как прежние.

Она взглянула на стоптанные ботинки Васильева.

— Не убеждена, что вы понимаете, что значит искать обувь, но уж вы мне поверьте: чтобы найти в точности такую же пару, всегда лучше вернуться туда, где вы ее покупали в первый раз.

Васильев кивнул:

— Вы сохранили чек?

— Они больше не делают такую модель, я вернулась с пустыми руками.

Ладно. Васильев похлопал себя по ляжкам — ладно-ладно, не стану больше вам надоедать, — но тут же передумал:

— И где вы закопали своего пса?

Матильда махнула рукой: там.

— Без головы, — настаивал Васильев.

Она горестно кивнула.

— Полагаю, вы подхороните ее к туловищу?

— Думаю, да. Лучше, чтобы все было вместе, как вы считаете?

— Да, это довольно логично. А… где она сейчас… голова?

— Под изгородью, справа. Во всяком случае, я так думаю, потому что именно там сосед оставил тело бедняжки Людо.

Странно, но Васильеву непременно хотелось увидеть эту чертову собачью голову.

Он выпрямился и, не говоря больше ни слова, направился к месту, куда показала Матильда.

Она смотрела ему вслед. Щенок заскулил — она не отдавала себе отчета в том, что слишком сильно его стискивает.

Васильев хорошо различал в примятой траве отпечаток собачьего туловища, но никаких следов головы не было. Он вернулся к террасе, но подниматься по ступенькам не стал. Матильда и бровью не повела — она по-прежнему гладила щенка на коленях.

— Я ее не нашел.

— Лучшая шутка года…

Матильда рывком поднялась, — похоже, она была возмущена. Положив щенка в кресло, она тяжело спустилась по четырем ступенькам террасы.

Васильев последовал за ней, и они вдвоем, словно пожилая чета, в которой один, возвращаясь с пляжа, потерял часы, принялись шарить по саду, ища под изгородью и на земле. Вскоре им пришлось смириться с очевидностью: голова далматинца исчезла.

Возле угла дома инспектор заметил холмик вскопанной земли.

— Это здесь вы похоронили своего пса?

— Да, — ответила Матильда, подойдя к нему.

И оба остались стоять рядышком и рассматривать могилу собаки, не слишком к ней приближаясь, как туристы, наблюдающие за ходом археологических раскопок. Было тепло.

— Ладно, я пойду в дом, — сказала Матильда. — Начинаю замерзать.

Васильев постоял еще немного. Посмотрел, как медленным шагом удаляется эта старая женщина, как колышется ее толстая задница…

И вдруг он увидел.

Она была здесь, в двух метрах от него, брошенная в клумбу у стены дома, наполовину скрытая разросшейся индийской гвоздикой. Он присел на корточки.