Змеи в ее голове

Она понимала, что это будет сложно. Флик знает ее, знает ее автомобиль и, что не облегчает задачу, ездит на метро. Вот и следи за ним в таких условиях! Она видела, как он выходит из своего кабинета в уголовном розыске, и его несуразная фигура только укрепила ее в принятом решении — не нравятся ей люди такого типа. Она учуяла в нем упрямый характер. Она позволила ему широким шаркающим шагом отправиться по своим делам (будь я твоим начальником, так и пнула бы ногой под зад!), а сама пошла по его адресу в Обервилье.

Как-то раз для задания в Женеве она проникла в жилище своего объекта. Ничего сложного, Матильда застала того типа, когда он прятал ключ над дверным косяком. Вечером, когда он вернулся домой, она уже сидела в кресле у него в гостиной и, как только он зажег свет, всадила ему в брюхо две пули. В квартирах и в домах глушитель настоятельно необходим.

Прибыв на авеню Жана Жореса, она задумалась, удастся ли ей проникнуть к флику и подождать там, что, разумеется, оказалось невозможно. Неосуществимо уже из-за самого этого места. Входить надо было через просторный въезд, который когда-то, видимо, был снабжен впоследствии исчезнувшими деревянными воротами и вел в длинный двор, с одной стороны застроенный жилыми домами, а с другой — рядом гаражей. Пространство было достаточно широким, чтобы въехать на машине. Она понаблюдала за поведением жильцов. Им приходилось двигаться потихоньку, почти высунувшись в приоткрытую дверцу, чтобы не поцарапать кузов. Если бы долговязый придурок прибыл на автомобиле, это было бы идеально. Встать внутри, сразу за въездом. Клиент будет ехать осторожно; когда он окажется во дворе, ты воспользуешься тем, что он опустил стекло, всадишь пулю ему в голову и преспокойно выйдешь, вот ты уже и на улице: не пойман — не вор. Почти задачка из школьного учебника.

Только вот этот Русскофф катался на метро.

Поскольку это место по-прежнему оставалось наиболее выигрышным, Матильда решила приспособить свою стратегию к приходу пешком. Выезжающим автомобилям приходилось пересекать тротуар, чтобы оказаться на проезжей части, так что снаружи было установлено широкое зеркало заднего вида, которое позволяло водителям наблюдать за пешеходами. Воспользовавшись вечерним спокойствием, Матильда вошла во двор. Слева под большим навесом располагалась мастерская, где она заметила двоих часовщиков, вооруженных лупами и склонившихся над часовыми механизмами. По ночам, когда мастерская закрывается, навес погружается в полумрак и цементный подоконник небольшого окна становится вполне подходящим местом, чтобы выжидать в темноте. Оттуда она сможет наблюдать за прохожими на авеню, а значит, заметить появление долговязого флика. Если, когда он проникнет во двор, она встанет и пройдет метра два вперед, он окажется прямо перед ней и даже охнуть не успеет. Оставалась только одна проблема: она не знала ни его расписания, ни его привычек. Он возвращается домой один? Она не обратила внимания, есть ли у него обручальное кольцо. Интуитивно она не могла представить его женатым, с детьми. Скорее, он из тех, что на пороге сорокалетия все еще остаются девственниками. Поздно ли он возвращается? Очень вероятно, учитывая его работу.

Напрасно Матильда искала другие решения — это оставалось лучшим, наиболее надежным. Она выбрала классический «браунинг 7,65», вытащенный на свет из обувной коробки, — она уж и не помнила, при каких обстоятельствах прежде пользовалась им; должно быть, очень давно.

Часовая мастерская закрылась ровно в восемнадцать часов. Около восьми вечера, когда стемнело и въезд погрузился в полумрак, Матильда вышла из машины. Она следила за входом и знала, что долговязый флик еще не возвращался.

Сейчас она устроится во дворе.

Чтобы обеспечить достойную встречу.

* * *

Васильев еще раз заглянул в отдел, составил ежедневный рапорт и просмотрел отчеты коллег, которые ездили опрашивать клиентов парковки. Никому не удалось найти хоть что-то по-настоящему дельное. Ему сказали, что комиссар Оччипинти страшно раздражен, и Васильев с легкостью в это поверил. Эта история с парковкой, теперь вдобавок связанная с делом Кантена, будет большой обузой.

Накануне он не заглянул в Нейи. Ему показалось, что так скоро приехать вновь после разговора с Теви о предстоящей возможности видеться с ней не в доме Мсье, было бы дурным вкусом, как если бы он спешил убедиться, что данное ему обещание сдерживают.

Оказавшись в Нейи, он испытал только смущение. Он-то наивно полагал, что это обещание Теви будет читаться на ее лице. Однако она, как обычно, лучезарно улыбалась и встретила его теми же словами, будто разговора и не было. Так что он даже засомневался, правильно ли они поняли друг друга.

В тот вечер Мсье был оживленнее, чем в предыдущие дни.

— Добрый вечер, Рене, рад тебя видеть, — сказал он, но тотчас забыл о госте и отправился в спальню, где принялся что-то бормотать.

— Иду, Мсье, не нервничайте! — сказала Теви.

Васильев слышал, как она усаживает Мсье в кресло перед телевизором.