Змеиное гнездо

– Это вечеринка, так что наверняка, – пожимает плечами Джессап. – Но я не пью, я за рулем. Буду осторожен.

Дэвид Джон опять наклоняется над оградой и стучит по макушке шлема. Знакомый жест. Футбольное племя.

– Пойди покажи этим мальчикам, что бывает, когда они приходят к нам, – говорит он.

Джессап отворачивается и направляется на скамью. Килтон-Вэлли начали игру, значит, теперь будут принимать, и вторую половину матча Джессап должен начинать на поле.

Он оглядывается через плечо и видит, что мама и Джюэл уже поднимаются по ступенькам трибун, но Дэвид Джон смотрит на него. Отчасти Джессап хочет извиниться, хочет сказать: он знает, сегодня важный день, раз вернулся Дэвид Джон, он отменит все планы. Но только отчасти.

Планы у него есть, но не с парнями. Ну, когда он уйдет из «Кирби», на вечеринку заглянет, и Уайатт правда там будет. Но будь дело только в этом, он бы поехал домой с семьей, провел вечер, упиваясь тихим уютом от счастья матери и сестры.

Нет, уходит он потому, что на вечеринке будет и Диан. Они примелькаются и уйдут, как только позволят приличия, заедут в один из лесных заповедников и оставят движок на холостом ходу, чтобы их согревало не только тепло тел.

Победитель

Волосы еще мокрые после душа, но Джессап холода не чувствует. После игры в раздевалке кричат и скачут, тренер утихомиривает их, напоминает, что со следующей недели опять начинаются тренировки, но настрой царит благодушный; после хавтайма Килтон-Вэлли почти не сопротивлялись, итоговый счет: двадцать – шесть.

Диггинс отмечает решения, игроков, все молодцы, все молодцы. А потом поднимает мяч.

– С тех пор как я тут, мы еще не получали мяч с игры, но, с другой стороны, и в плей-офф мы еще не проходили (его улыбка – электрический разряд, прошедший по всей комнате). Думаю, мы все знаем, кто получит сегодняшний мяч. – Он поворачивается к Джессапу. – Ты был живым сердцем этой команды, и ты это заслужил.

Все ухают, улюлюкают, кричат: «Да, сэр» – и хлопают, пока тренер Диггинс сует мяч к животу Джессапа, оба с силой обнимаются, и в шуме один Джессап слышит, как Диггинс говорит: «Горжусь тобой, сынок».

Объятия заканчиваются, и Диггинс продолжает обращение к раздевалке:

– Это была хорошая заявка, но на носу уже другая игра. Так, на этих выходных будьте умнее. Не надо глупостей. Завтра тренировки не будет. – Парни кивают: кто-то – серьезно, кто-то – улыбаясь новости. – Отдыхайте. Приводите тела в порядок. Завтра тренировки не будет, но с понедельника начинаем в обычном режиме. В понедельник хочу видеть полную отдачу. Это плей-офф, детка! Теперь пан или пропал. И не забывайте, в воскресенье в четыре – просмотр у меня дома. Вы знаете, о ком я говорю. Миссис Диггинс вас угостит. – Он протягивает руку. – Давайте все сюда.

Парковка

Из раздевалки Джессап выходит не первым, но он торопится. Хочет как можно быстрее оказаться в «Кирби». Уже может представить плохо скрытое разочарование на лице мамы, когда он уедет на вечеринку. Дэвид Джон и слова не скажет, а вот Джюэл будет канючить.

Он впихивает мяч за сиденье. Берет из кабины скребок и принимается за лобовое стекло, когда чувствует, как в лопатку тыкают пальцем. Это Кевин Корсон, раннинбек Килтон-Вэлли. Сколько Джессап его видел, он в основном улыбался. Сейчас Корсон не улыбается.

– Это была какая-то херня, – говорит Корсон. Теперь он тыкает пальцем в грудь Джессапа, прямо в кость между мышцами. Больно, но Джессап не морщится.

– В следующий раз держи мяч крепче, – говорит Джессап.

– Ты рано меня сбил.

Джессап дюйма на два выше и фунтов на сорок[37] тяжелее, смотрит за плечо раннинбека. Игроки Килтон-Вэлли выходят из школы и садятся в автобус, урчащий на краю стоянки.

– Что-то не слышал свистка.

– Сегодня здесь были Сиракузы.

– Я видел. Слышал, ты собираешься к ним.

– Вот именно. И знаешь что? После игры тренер Тревор подошел ко мне и посмеялся из-за того, как ты меня сбил. Знаешь, что я сказал?

Джессап слегка сдвигается, поворачивается бедром, чтобы чувствовать за собой пикап. Пытается освободить пространство для маневра. У Корсона именно такой вид, и, хоть Джессап знает, что справится, поддаваться тоже ни к чему. Он качает головой.

– Я рассказал ему про твоих папу и брата. Сказал, что ты из семейки нацистов, а это то, чему обрадуются в раздевалке Сиракуз. Он удивился. На твоем месте я бы не мечтал об их стипендии.

Джессап ничего не отвечает, пытается не выдать своих чувств, но явно что-то говорит уже одним молчанием, потому что на лице Корсона мелькает улыбка.

– А! Думаешь, я не знал? Думаешь, такое можно замолчать?