Змеиное гнездо

– Мама не разрешала заказывать, пока ты не приедешь, – говорит Джюэл. Она подскакивает на стуле, сунув руки под себя, будто боится, что они упорхнут, если не прижимать. – Дядя Эрл дал нам денег, так что можно заказывать что хотим. Мама сказала, мне можно молочный коктейль. Или лучше солодовый?

Джессап знает, что должен быть благодарен брату Дэвида Джона. Он видел, как мама покупает бензин по паре галлонов на россыпь четвертаков, десяток и пятаков, сдает банки и бутылки, чтобы залить бак на пять долларов и добраться до следующего дома для уборки, пока хозяйка извиняется, что забыла оставить на прошлой неделе чек (о, сами понимаете, дети, в каникулы с ними ум за разум заходит), но не осознавая по-настоящему, что семье Джессапа нужны эти сто долларов, что без этих денег они – ну, без денег. Видел, как она берет Джюэл каждую неделю в комиссионку, пока не найдутся зимние ботинки впору, без единой жалобы от сестры, что у ее друзей все новенькое из «Таргета» или по интернету из «Л. Л. Бин». Да, каждый раз, когда Эрл дает маме пару сотен долларов, это прямо-таки спасение, но ощущение, как от… Чего? Каприза. Каприз, думает он. Вот подходящее слово. Непредсказуемые деньги. А им нужен тот, кто даст маме новую машину, кто оплатит коммуналку, нужны регулярность, возможность хоть раз спланировать наперед. И Джессап не может не чувствовать, что деньги Эрла – с подвохом. Джессап еще не видел крючка на конце лески, но знает, что он есть.

Планы

– Давай так, – говорит Джессап, влезая в кабинку рядом с сестрой. – Особый случай. Мы празднуем возвращение домой твоего папы. – В руке все еще зажаты две двадцатки из банкомата, но из-за денег Эрла они ни к чему. Вместо того чтобы положить банкноты на стол и предложить угощаться, он сует их в карман джинсов. Дэвид Джон смотрит на него, так что Джессап кивает, но в отчиме что-то изменилось, и Джессап не понимает что.

Он подвигается до конца, до сестры, дружелюбно толкает бедром.

– Ты бери молочный, а я – солодовый, и мы поделимся. – Джюэл широко улыбается, и Джессап приглядывается. – Наконец-то выпал зуб.

Джюэл поднимает губы и придвигается, чтобы он хорошенько рассмотрел дырку.

– Расшатала в третьей четверти.

Джессап закатывает глаза и показывает язык, так что она хихикает.

– Ну все, хватит тебе, – говорит он. – Никому не хочется смотреть на твои противные кровавые десны. Закрой рот.

Дэвид Джон легонько стучит ладонью по столу.

– Знаешь, Джессап, мама говорила, что ты вырос, и я знал, что игрок из тебя получился отличный. Но вау. Что ты выдал на поле. Молодцом, парень. Этот удар перед хавтаймом, – в горле застревает что-то похожее на смешок. – Так размазал того пацана, что его стошнило. Небось он пожалел, что не остался сегодня дома. Хорошо ты его проучил.

Джессап спрашивает себя, что бы сказал Дэвид Джон, знай, как Корсон пристал к нему на стоянке после игры. Представляет, что бы сказал брат Дэвида Джона. Хоть Джессап не ходил в церковь с тех пор, как Рикки убил тех парней, мать уговаривает его, рассказывает, что проповедует Эрл. Он много говорит о том, как надо давать сдачи, что единственный способ защититься от насилия – стоять на своем. В церкви Рикки и Дэвида Джона почитают за героев. Стой за свою расу или пропади ни за что.

Дэвид Джон закинул руку на плечо матери, и она прижимается к нему так, будто все, что ей надо, – слиться с ним воедино. Четыре года, думает Джессап. Разлука в четыре года. Не хочется об этом думать, но он знает, что для них прошло много времени, а стены в трейлере тонкие. Джюэл из пушки не разбудишь, но Джессап рад, что сегодня припозднится. Ему не нравится спать в наушниках.

Они заказывают бургеры, картошку фри и коктейли, мама и отчим берут один заказ на двоих. Дэвид Джон рассказывает, как все будет дальше, раз он вернулся. У него уже есть пара заказов по сантехнической части. Старые клиенты, которые готовы закрыть глаза на тюремный срок, и прихожане Благословенной церкви Белой Америки, которые заплатят наличкой.

– Набрать прежние обороты получится не сразу, – произносит Дэвид Джон, – но уже скоро все вернется к норме.

Не для Рикки, думает Джессап, но вслух не говорит.

– Выхожу с понедельника. Есть хорошие наметки. Надо будет просмотреть инструменты. Синди говорит, ты все отнес в сарай? – Джессап кивает. – Ну что ж, хорошо. Но завтра… завтра, пожалуй, нам всей семьей стоит сходить за мороженым. Что скажешь, дорогуша? – говорит он, подмигивая Джюэл. – И, Синди, как насчет жареной курочки на ужин? А днем, Джессап, ты завалишься на кресло, я залягу на диване с моими девочками, и посмотрим университетский футбол. И на завтра учтите сразу: если хотите в душ, то лучше вставайте пораньше, потому что я изведу всю горячую воду. Так долго простою в душе, что вы испугаетесь, не смыло ли меня там. Джессап…

– Утром я на охоту, – говорит Джессап. Поспешнее, чем рассчитывал, но если Дэвид Джон и против того, чтобы его перебивали, то он это никак не показывает.

– Охота?

– На оленей. В морозилке пусто. А днем и вечером я работаю. С двух до восьми.