Хокинс кивает. Копу под тридцатник, что-то около того. Брит под машинку. Приземистый, но мускулы бугрятся, это Джессап понимает даже с учетом кевларового бронежилета. Сейчас все копы, каких встречал Джессап, носят бронежилеты. В них коротышки кажутся больше. Может, в этом и суть, думает Джессап, глядя на Хокинса. Самодовольного, надменного. В свободное время качающегося, но, по мере приближения к среднему возрасту, уже начавшего сдавать позиции. Он похож на… копа. Напомнил Джессапу парня, который любит издеваться над первогодками, притворяясь, что это в шутку, хотя ты знаешь, что нет. Вот только есть что-то в том, как Хокинс разговаривает с Джессапом. Никаких запугиваний. Будто пытается подружиться. Теперь он протянул руку до конца, отдал права и бумажки.
– Давненько Кортака не выходила в плей-офф, а? Я сам играл, но не здесь. Сейфти. Ты?
– Лайнбекер.
– Неплохо. Мне этого не хватает. Нет ничего лучше, чем размазать кого-нибудь по полю. Сегодня выиграли?
– Да, сэр.
– Это мне нравится. – Хокинс выпрямляется. – Есть татуировки, Джессап?
Джессап засовывает страховку и регистрацию в бардачок и пытается не выдать, что вопрос смутил его.
– Сэр? Э-э, нет, сэр. Никаких татуировок.
– Кельтские кресты? Восемьдесят восемь? Четырнадцать[44]
? Зиг хайль[45]? Вся эта херня про «власть белым»?100 %
Коп задает вопросы, но Джессап думает только о том, как гулял с Диан прошлым воскресеньем. Они были в птичьем заповеднике университета, держались за руки. Еще тепло. Листья на деревьях. Тропинка вилась туда-сюда без видимых причин. Они зашли глубоко в лес, и Диан присела на упавшее дерево – природную скамейку. Джессап стоял между ее ног, целовал, запустив руку под юбку, когда почувствовал, что на них кто-то смотрит. Открыл глаза и увидел меньше чем в пятнадцати футах большого оленя, с такими рогами, что не стыдно показать в виде трофея. Он пожалел, что без винтовки. Шепнул Диан, и тогда они оба просто уставились на оленя, пока секунд через тридцать-сорок тот не развернулся и не ушел. Джессап думает о том, как олень смерил их взглядом, пытаясь понять, угроза они или нет. Сейчас он не может решить, что чувствует к этому копу, так что закрывает бардачок и выпрямляется. Сидит ровно, кладет руки обратно на руль, поворачивается к Хокинсу, говорит без эмоций.
– Нет, сэр. Никаких татуировок.
Вспоминает татуировки Дэвида Джона. На спине «Благословенная церковь Белой Америки» окружает горящий крест – точно такая же, как у Рикки. Это был большой день, когда Рикки дорос, чтобы набить себе татуировку в пару Дэвиду Джону. И Джессап годами ожидал этого же, а потом Дэвид Джон сказал, что он уже дорос, но вряд ли стоит делать то же самое: железный орел вместе со свастикой высоко на правом плече отчима, двойные молнии SS на левой груди с надписью ниже, над сердцем: FGRN[46]
– «За Бога, Расу и Нацию». Интересно, набивал ли Дэвид Джон новые в тюрьме. Рикки писал, что один парень из его банды сделал ему паутину на локте.– Еще нет.
– Не помнишь меня, да?
Проблеск, в памяти что-то всплывает, но Джессап не может понять что.
– Ну и хорошо. Сливаться с другими полезно. Дам тебе совет, Джессап. Плюнь на татуировки. С ними тебя проще опознать. Набьешь себе старые добрые «сто процентов»[47]
на плече, а потом попробуешь пойти в армию? Набьешь свастику на руке, а потом попробуешь стать копом? Ведь на это смотрят. Гордость – это важно, но не всегда плохо работать на заднем плане, не высовываться, пока не понадобишься, – одна рука Хокинса лежит на окне, большой палец второй заткнут за ремень, над пистолетом. – Давай так. Выпишу тебе предупреждение. Без талона, без штрафа. Первым делом завтра утром чинишь фару. И скажи Дэвиду Джону, что Пол Хокинс рад его возвращению и что в воскресенье я жду его в церкви.Пять
Приходится сидеть еще несколько минут и ждать, пока Хокинс выпишет предупреждение. Хокинс передает бумажку, советует быть аккуратнее на дороге и прогулочным шагом идет к машине. Заводит ее и объезжает Джессапа раньше, чем тот трогается с места. Джессап держит предупреждение. Это не талон, но он не знает, можно ли его просто выкинуть, так что кладет на полочку над радио.
Когда он добирается до дома Виктории Уоллес, вечеринка уже в разгаре. Дом далеко за университетом, в нескольких милях в сельской местности, но это совсем не такая сельская местность, как та, где живет Джессап. Дом Виктории стоит на участке по меньшей мере в двадцать акров. Такой покупаешь, когда можешь себе позволить не иметь соседей. Дом по меньшей мере в двухстах ярдах от шоссе. Свернув на частную дорогу, Джессап подмечает вид: университет, Кортака, озеро. Участок на пригорке. Открытое поле, которое идет плоско, а потом круто обрывается с городской стороны подъездн