Сам коттедж – сплошь стекло и металл, но построен в виде фермерского дома. Сходство есть, но Джессапу кажется, только поверхностное. Напоминает то, что построит человек, ни дня не работавший на ферме. По-своему красиво, легко представить на обложке какого-нибудь журнала о домах со стойки иллюстрированных изданий в книжном. Из тех коттеджей, где убирается мать, но Джессап не может представить, чтобы сам жил в таком месте. Столько окон – зимой счет
Виктория – на предпоследнем году обучения средней школы. Ее мама – профессор в Университете Кортаки, но профессор чего, Джессап не знает, а папа работает тем, кто может работать дома. Кем бы он ни был, они богаты. Виктория водит маленький премиальный внедорожник «Вольво». Новый. Это после того, как она угробила первую машину, «Хонду», тоже новую. Джессап дружит с ее парнем, Аароном Бернсом, и пару раз сидел с ними в «Вольво». Кожаные сиденья и деревянная отделка, снаружи хром. Он проверял: в той комплектации, в которой катается Виктория, где-то под шестьдесят тысяч.
Родители на выходных в городе (у них квартира с двумя спальнями в кондоминиуме в Нью-Йорке, где они проводят почти каждые выходные, так что Виктория не впервые закатывает вечеринку), и в доме уже минимум семьдесят человек. Джессап прикидывает, что до конца ночи появятся еще пятьдесят. В футбольной команде Кортаки – сорок парней, придет большинство, приведет девушек и приятелей, и еще друзья Виктории и просто те, кто об этом слышал. Джессап знает, что здесь все.
В потемках
У обрывистой стороны дороги – длинная череда машин и пикапов, и Джессап паркуется в три приема, чтобы было проще выезжать, когда Диан соберется уйти с вечеринки. Достает предупреждение, глядит секунду, потом убирает в бардачок и выходит из пикапа. Перед тем как закрыть дверь, касается мяча за сиденьем. Жаль, Диан не видела, как его обнял ее отец: «Горжусь тобой, сынок».
Вокруг ни зги не видно. Освещения от дома и близко не хватает, чтобы прор
Джессап достает телефон и включает фонарик. Снег на дороге прорезан колеями, а на траве, где припарковался Джессап, такой глубокий, что он бы промок, если бы не «тимберленды». Ботинки не в лучшей форме, зато купил он их за шесть баксов на университетской дворовой распродаже в начале прошлого года. Может, пришло их время, думает Джессап, раз вернулся Дэвид Джон. Подкопить зарплату с кинотеатра за пару недель и купить новенькие. Во сколько это обойдется? Долларов двадцать? Пятьдесят? Шикуем. Он идет к кузову и осматривает разбитую фару. Тут добрых сорок баксов. Мудак. Перед тем как пойти к дому, сбрасывает куртку и закидывает ее на пассажирское, к перчаткам. Дверь не запирает. Можно даже оставить ключи в зажигании – тут все равно никто не угонит.
Пока добирается до дома, успевает замерзнуть: от пикапа сто ярдов, всю дорогу в потемках, не считая света телефона. Жалеет, что снял куртку. Внутри обивает ботинки в прихожей, где на полу гора курток и сумок. Стукается с остальными на ходу кулаками, Майк Крин сгребает его в такие объятия, от которых трещат ребра. Отовсюду – «Молодец!» за возвращение мяча и тачдаун. Коридор ведет в огромную открытую комнату. Кухня отделяется от жилого пространства стойкой из темного камня, а у бытовой техники такой вид, будто она из будущего. Джессап готов спорить, что посудомойка ст