Змеиное гнездо

– Он здесь. Одевайся!

Когда их омывает свет фар, Джессап видит в глазах Диан страх, понимает, что в его глазах то же самое.

Погода

Тренер Диггинс милосердно паркуется позади и дожидается, пока Джессап и Диан оденутся. Они пытаются не высовываться с заднего сиденья, натягивать одежду с какой-то толикой приличия, но фары – откровенный свет, всюду тени, глаза щурятся.

Диан трясет, но она не плачет, и за это Джессап благодарен. Она открывает дверь, выходит, расправляет рубашку, застегивает куртку. Джессап выходит за ней. Дрожит, натягивает худи: толстовки маловато, чтобы согреться на холоде. Теперь туман тяжелее, больше дождь, чем снег, холодный, мокрый, коварный, – погода, от которой пасмурно на душе, которая забирается под одежду, под кожу, пробивает до мозга костей. Мускулы напряжены. Он чувствует синяки и боль со вчерашнего футбольного матча.

Стоит на полшага позади Диан – не трогает, но на ее орбите. Тренер Диггинс опускает окно машины. Это внедорожник «Лексус» – с тремя рядами сидений, крупным корпусом, высокий и угрожающий. Диггинсу не нужно выходить, чтобы занять доминирующее положение.

Диан заговаривает первой. Ее все еще трясет, и по голосу это понятно, но Джессап осознаёт, что она не испугана. Она в ярости.

– Это не твое дело.

Джессап ожидает, что Диггинс будет кричать, но голос тренера на удивление тихий, спокойный. Напоминает голос Дэвида Джона.

– Ты моя дочь, Диан. Так что все – мое дело. И, должен сказать, я в тебе разочарован. Ты мне врала.

Руки Джессапа – в карманах худи. Зубы стучат. Дворники «Лексуса», пока накапливается влага, мотаются туда-сюда с каким-то неопределимым ритмом. Он жалеет, что не застегнул молнию толстовки, хочет натянуть капюшон, чтобы согреться, но и не хочет двигаться. Не хочет обращать на себя еще больше внимания.

Выражение лица Диан ожесточается, но она берет себя в руки. Даже страшно, как она спокойна для шестнадцатилетней девушки, которую только что застал голой с парнем в припаркованной машине отец – футбольный тренер.

– Ты обещал, что это только на случай, если телефон потеряется или что-нибудь случится. А не чтобы за мной следить.

– А ты сказала, что ты с друзьями в закусочной на Стейт-стрит, – спокойно отвечает Диггинс. – Поговорим об этом дома.

– Я не поеду домой. Я обещала подвезти Джессапа, – говорит она, но Джессап слышит по голосу: она уже исчерпала всю свою смелость.

– Да, ты поедешь домой, – говорит он. – Джессап?

– Да, сэр?

– Садись. Я тебя подвезу. Надо переговорить.

Пробег

Диан стискивает его руку, потом он обходит машину тренера Диггинса и садится на пассажирское. Диггинс высовывается в окно.

– Прямо домой, – говорит он. Диан ничего не отвечает, просто в ярости бросается к своей машине.

Диггинс выезжает на дорогу, ждет, пока сдаст назад Диан, а потом следует за ее «Хондой» до Хайленд-роуд. Краем глаза смотрит на Джессапа.

– Где живешь?

Джессап отвечает, и на перекрестке, когда Диан сворачивает направо, Диггинс сворачивает налево. Снова смотрит на Джессапа, видит, как он дрожит.

– Сиденье с подогревом, – говорит он. Нажимает кнопку на приборной панели с отделкой под дерево. Через несколько секунд Джессап чувствует исходящее от сиденья тепло.

– Спасибо.

Первую милю никто не произносит ни слова: Джессап не хочет нарушать молчание, Диггинс, похоже, раздумывает, что сказать. Дворники двигаются по собственной воле: какой-то автоматический влагомер, как бывает на навороченных машинах, понимает Джессап.

Когда Диггинс заговаривает, то вовсе не о том, чего ожидает Джессап.

– Орать я на тебя не буду. Диан уже взрослая и может сама принимать решения. Я должен эти решения уважать, даже если они мне не нравятся. При всем при этом ты же понимаешь, да, что для девушки это не то же самое, что для парня? Для девушки это значит больше. То, что вы делали вдвоем (и я не хочу знать подробности, не хочу даже говорить об этом, пусть это останется между Диан и ее мамой), к этому нельзя относиться легко.

Похоже, ответ ему не нужен, так что Джессап помалкивает. Ему интересно, что бы ответил Диггинс, если бы Джессап рассказал о любимом вопросе брата Дэвида Джона, Эрла: почему мы признаём, что мужчины и женщины отличаются (мужчины сильнее, женщины заботливее), но не можем сказать, что отличаются черные и белые. Разве не логично, что разные расы не похожи? Интересно, что бы ответил Диггинс, если бы Джессап рассказал о том, как Уайатт называет Диан черномазой, как подружка Уайатта считает, что Джессапу зазорно встречаться с черной.

Диггинс меняет температуру на градус. Дорога шуршит под шинами – мокрая, расстояние между ними и домом Джессапа растянулось до бесконечности.

– Джессап, я правда хочу верить, что ты ничего не говорил Кевину Корсону.

– Я не говорил, – выпаливает он. Злой. Испуганный.

Диггинс качает головой. Они проезжают под фонарем. У LED-панели синеватый оттенок, и кажется, что кожа Диггинса светится.

– В том-то и дело, Джессап, – говорит Диггинс медленно, тихо, грустно. – Неважно, что случилось на самом деле.

Поступательное движение