– Ты все спрашиваешь, я все отвечаю: с пикапом разобрались. Это не проблема, – у него такое же выражение лица, что и у Брэндона, но Брэндон тут же переводит взгляд на Джессапа.
– Теперь ты, – говорит он, – завтра утром будь презентабельным. Костюм и галстук. Парадный наряд, ладно? Есть костюм?
Джессапу хочется спорить, но он сам не понимает с чем. Его как будто лишили всякого контроля. Он просто кивает. Костюм с чужого плеча, купленный в прошлом году для танцев (одиннадцать долларов у Армии спасения, с рубашкой и галстуком, еще шесть баксов за парадные туфли его размера), но презентабельный.
– Хорошо. Будь готов пораньше. Я буду к семи. – Он замолкает, улыбается. – И не забудьте перевести время. Переходим на зимнее.
Мертвым сном
Звук удара пикапа о тело Корсона.
Звук удара пикапа о тело Корсона.
Звук удара пикапа о тело Корсона.
Звук удара пикапа о Кевина Корсона.
Джессап просыпается в ж
Четыре утра.
Вспоминает удар на поле, его чистейшую красоту. Как слетел шлем, когда Джессап вогнал Корсона в поле. Звук, с которым вбил плечо. Звук пикапа о тело Корсона. Вдруг на самом деле он этого хотел?
Не думать о Кевине Корсоне.
Не думать о Корсоне.
Не думать о Корсоне.
Не думать о Корсоне.
Он не помнит, как снова заснул.
Утренняя смена
Дэвид Джон поднимает в шесть тридцать.
– Давай рубашку, – говорит он. – Поглажу тебе.
Джессап бреется, хотя, сказать по правде, ему не надо. Он брился в пятницу утром и с легкостью может проходить еще несколько дней, пока не вырастет щетина. Рука при бритье трясется. Старается быть осторожнее. Не хочет порезаться. Не думать о Корсоне. Когда выходит из душа, Дэвид Джон уже протягивает рубашку.
– Одевайся и пойдем прогуляемся ненадолго, – говорит он.
Без четверти семь заря – чистый плоский свет, прорезающийся над деревьями. Серо и уныло, опять похолодало, небо заволокло тучами. Собирается влажность, снова готовится прорваться ранний снег. На земле под деревьями, куда солнце едва достает, до сих пор пятачки снега с пятницы и субботы, несмотря на вчерашнюю краткую оттепель и ледяную морось, – поджидающие товарищей белые пятна. У Джессапа все болит, но в общем и целом чувствует он себя хорошо. Футбольный матч как будто был в другой жизни, но не прошло даже сорока восьми часов.
Дэвид Джон стоит перед фургоном. Поверх пиджака на нем рабочая куртка. Штаны затерты до блеска. Берет Джессапа за узел галстука.
– Что ты тут накрутил? Я переделаю, ладно?
– Ладно.
– Тебе не холодно в одном худи? – не ждет ответа Джессапа. – Потом постараемся добраться до магазина. Попрошу взаймы у Эрла. Куртка тебе нужна. Или попроси его куртку. На тебя может налезть. Не самое лучшее, но сойдет на пару дней, если не доберемся до магазина.
Дэвид Джон отпускает галстук Джессапа, вздыхает.
– Стервятники уже кружат, – говорит он.
Джессап следит за его взглядом до конца дороги. На обочине припаркован телефургон «Фокс Ньюс».
– За ним еще один, – говорит Дэвид Джон. – Я думал, Брэндон нам мозги пудрит. Поверить не могу, что он действительно притащил сюда СМИ… – осекается, убирает руки в карманы. Качает головой. – Даже не знаю.
Он кажется потерянным. Впервые в жизни Джессапа отчим кажется маленьким. Трудно о нем так думать. Интересно, каким покажется Дэвид Джон в старости: Джессап пытается представить его в семьдесят, восемьдесят. В голове пусто.
– И я, – говорит Джессап.
– Ты в норме? – спрашивает Дэвид Джон.
– Не очень, – говорит он, не подумав, но Дэвид Джон улыбается и потом смеется, отчего Джессап тоже улыбается и смеется.
Славный момент, но только момент.
Из железа
– Не холодно?
– Немного, – говорит Джессап. – Что вы сделали с моей курткой? – дурацкий вопрос, осознаёт он. Не тот. Не сейчас.
Дэвид Джон качает головой.
– Я тебе так скажу, Джессап. Тебе просто не повезло, понял? Как Рикки. Представь, если бы я был с ним в переулке с самого начала или если бы не написал ему о работе, сделал все сам? Думай об этом так. Невезение, не вовремя. Не в том месте, не в то время. Ты все делал правильно, все, чтобы этого избежать. Тот парень на тебя давил, обзывал, брал на слабо, разве что в драку не лез. – Он смотрит Джессапу прямо в глаза. – Я горжусь тобой, сын.
Джессап ничего не говорит. Не может. Что значит, что тренер Диггинс сказал ему то же самое, а потом, едва ли спустя сутки, попросил Джессапа уйти от Диан? Что значит, что Дэвид Джон, не его отец, считает Джессапа сыном? Джессапу кажется, что он расплачется, если раскроет рот. Отводит глаза и смотрит в гравий.