Змеиное гнездо

Дэвид Джон замолкает. Джессап не успевает задать новый вопрос, даже если бы придумал, что ему нужно спросить у отчима, потому что на дорогу сворачивает БМВ Брэндона Роджерса. Брэндон едет медленно, движок гортанный и мощный – команда «смирно». Машина – темно-черная, чище, чем положено сырым ноябрьским утром, а окна такие тонированные, что если бы Джессап не знал, кто ведет, то мог бы представить, что за рулем дьявол. Машина съезжает с гравия на скользкую траву, полный привод справляется с легкостью, задние фары вспыхивают белым, когда Брэндон сдает назад и встает рядом с фургоном Дэвида Джона. То, как Брэндон пятится, бесит Джессапа. Сам не знает, почему именно, но кажется, будто в этом – все, что ему не нравится в Брэндоне: привилегированность, одежда, самодовольство в уверенности, что он всегда прав. Маленькая частичка спрашивает, сойдет ли ему с рук процарапать дорогую машину Брэндона ключом.

Слышит изнутри музыку. Через секунду понимает, что у Брэндона грохочет опера. С Вагнером или кем-то в этом роде Брэндон чувствует себя истинным арийцем, но, кто бы там ни играл, это претенциозно, и нелепо, и это опера, и Джессапу так и хочется разбить Брэндону нос. Пытается успокоиться. Брэндон же помогает, да? Он сует руки в карманы, чтобы сжатые кулаки не бросались в глаза.

Но Брэндон пребывает в блаженном неведении о мыслях Джессапа, потому что выходит из машины довольный собой.

– Я звоню – и они прибегают. Эти журнашлюхи у меня в кармане. Сегодня могу на них насрать, а завтра заставлю танцевать. Они знают, у кого тут золотые рейтинги. Мне только надо пообещать шоу – и они как куклы на ниточках. У нас уже и «Фокс Ньюс», и «Эм-эс-эн-би-си», и только что звонил мой человек в «Си-эн-эн». Они пригонят фургон через десять минут. И кое-кто из прессы. Кого-то шлет «Вашингтон Пост», и кажется, у нас есть «Таймс». Конечно, и репортер «ВернемСвое». – Он пожимает руку Дэвиду Джону, потом Джессапу. – Хорошая явка.

Открывается пассажирская дверь, выходит другой молодой человек – лет двадцати пяти, в костюме. Низкий, пять футов и шесть дюймов[65], и тощий, с дорогой видеокамерой и микрофоном. Поднимает камеру к глазу, ровный красный огонек показывает, что он записывает. Брэндон отмахивается, явно раздраженный.

– Господи ты боже, Картер, не сейчас.

Картер опускает камеру, красный огонек гаснет.

Все четверо поворачиваются на шум другой машины по гравийной дорожке. Пикап Эрла. Брэндон кивает.

– Хорошо, хорошо, – говорит он. Смотрит на Джессапа, замолкает, склоняет голову, улыбка немного сползает. – Надо поправить тебе галстук, Джессап.

Дэвид Джон смеется. Джессап не может не вздрогнуть, но смех дружелюбный. Отчим хлопает его по спине.

– А я что говорил.

Брэндон кивает.

– Да, надо, чтобы он выглядел отлично. Уверенно. Хочу еще посмотреть на пиджак, но думаю, все идеально. Отлично, но не слишком. Нельзя выглядеть так, будто ты при деньгах. Надо выглядеть как хороший американец, собирающийся в церковь.

Джессап думает: а я кто, не хороший американец, собирающийся в церковь? Но, очевидно, Брэндону все равно, что думает Джессап. Он уже перешел к машине Эрла, приветствует его, просит зайти внутрь, пока сам поговорит с приехавшими новостными командами, проследит, что у них все есть, поможет подготовиться, чтобы они снимали, когда заявятся копы с ордером.

Газеты

В двадцать минут восьмого Брэндон получает сообщение от Хокинса.

– Десять минут, – объявляет он. – Доедайте яичницу.

Джессапу кажется, что он ее в себя заталкивает. Идет в ванную почистить зубы. В животе слабость, будто сейчас все вывалится.

Но в зеркале – молодой человек, у которого все при всем. Дэвид Джон поправил ему галстук, и с застегнутым пиджаком и заправленной рубашкой он выглядит презентабельно. Волосы аккуратно причесаны, выбрит, очарователен, порядочен. Как на танцы собрался. Представляет отца Корсона в костюме. На похоронах.

Он еле успевает поднять крышку унитаза, когда его тошнит. По крайней мере, хватило ума придержать галстук.

Умывается. Снова чистит зубы, полощет рот.

Снова пялится в зеркало. Соберись, Джессап.

На кухне ворчит Джюэл:

– От платья все чешется.

Мама расчесывает ее так агрессивно, что у Джюэл за щеткой выгибается голова.

– Ай!

Джессап трогает маму за руку.

– Я причешу, если тебе нужно приготовиться.

Мама благодарно отдает щетку, спешит сделать макияж.

– Косичку, пожалуйста, – добавляет на ходу.

На ней простое и скромное черное платье чуть ниже колен. Одно из ее любимых; купила на распродаже остатков в «Таргете» и не надевает понапрасну, бережет для особых случаев.

– Она и так уже красивая, – говорит Джюэл. – Зачем ей еще косметика?

– Ну с ней она себя увереннее чувствует, – говорит он. – Это как броня, – он не так торопится, как мать, причесывает аккуратно, начинает заплетать волосы. Джюэл все равно ерзает, но не ноет. – По-моему, когда ты вырастешь, будешь похожа на нее.