Змеиное гнездо

– Наверняка. Но синяк останется здоровый. – Он поднимает правую руку, театрально напрягает. – Надо было думать, не бить в лицо. Руку отшиб.

– Почему ты его ударил? – спрашивает Джессап.

– Сегодня нас могли убить, – отвечает он. – Твою маму. Джюэл. Не знаю. Ударил, потому что разозлился. Он говорил, будто знает, что делает, убедил, что они с Брэндоном обо всем позаботятся, спасут тебя. Но не стоило его бить. Это не по-христиански.

– Но ты помог ему подняться. Обнял потом, – говорит Джессап. Дэвид Джон пристально смотрит, и Джессап краснеет. – Я видел из окна.

– Ну да, а еще просил передать Брэндону, что если тот еще раз придет ко мне домой, то я его выпотрошу.

– Но ты его обнял.

– Он мой брат, – говорит Дэвид Джон. – Слушай, тебя могли убить. И Джюэл. И твою маму. Эта церковь… Неважно. Мне – нет, нам – нужно отделиться. Можно подумать, что за столько времени в тюрьме я мог бы уже догадаться. Что мне не понадобится такой урок. Но не суть. Важно то, что Эрл – моя семья.

Вид у Дэвида Джона жалкий.

– Ты же знаешь, что я для тебя все сделаю, да?

Джессап кивает.

– И для твоих мамы с сестрой?

Джессап снова кивает.

– Эрл мой брат, – говорит Дэвид Джон. – Это не изменится. Но я ему сказал, что с церковью покончено. Больше мы туда не вернемся.

Боже

– Боже, – говорит Джессап.

Это богохульно и одновременно смешно. Дэвид Джон смеется, и Джессап присоединяется вопреки себе – больше на ум ничего не приходит.

– Знаешь, что койот отгрызает себе лапу, чтобы выбраться из капкана? – говорит Дэвид Джон. Перекладывает рукоятку топора в левую руку, а правой стучит себя по сердцу. – «За Бога, Расу и Нацию». FGRN. И какого хера я набил себе это говно.

Джессапа повергло в шок известие, что Дэвид Джон готов уйти из Благословенной церкви Белой Америки, но это ничто в сравнении с ругательством из уст Дэвида Джона. «И какого хера я набил себе это говно». Веселье, витавшее всего несколько секунд назад, растаяло в ночи.

– Разрешил ему набить себе на сердце, – продолжает Дэвид Джон. – «За Бога, Расу и Нацию»? Если бы я мог вернуться назад, знаешь, что бы я написал?

Он не ждет, когда ответит Джессап. Даже смотрит не на Джессапа. Просто в землю, на топор.

– Я бы написал имя твоей мамы. И имя Джюэл. И твое. Вот что надо было татуировать на сердце. Семью. Близко к сердцу.

– А Рикки? – тихо спрашивает Джессап.

Похоже на икоту. Дэвид Джон плачет.

Джессап не знает, что делать.

Думает о Дэвиде Джоне, несущем его с поля на руках.

Праведный

Звуки: укладывается, как развернутая салфетка, снег; легко катится по верхушкам деревьев ветер; сожаление.

Взять

Дэвид Джон вытирает глаза тыльной стороной свободной руки. Поднимает на несколько дюймов рукоятку, отпускает топор, чтобы тот стукнул по земле. Повторяет это.

– Я принимаю на себя ответственность за свои ошибки, – говорит он. – Я их совершил. И они ранили тебя, твою мать, брата и сестру. Но я беру ответственность на себя, и мы двинемся дальше. Не знаю, могу ли я что-нибудь сделать для Рикки…

Джессапу кажется, Дэвид Джон снова заплачет, но отчим продолжает:

– С этим мне придется жить. И не забывай, мне приходится жить и с тем, что сделал Рикки. Потеряны две жизни. – Он их не называет: Джермейн Холмс и Блейк Лайвсон. – Нет. Потеряны три жизни. Те, кого он убил, и твоего брата. И думаю, их родители сидят за кухонным столом так же, как сидим мы. И всегда остается пустой стул. Думаешь, меня это не тяготит? Я обязан взять ответственность за все это на себя. Может, я не в силах это исправить, но стараюсь не сделать хуже. А что еще остается, верно? Кроме как возмещать убытки? Разве не этому я учил тебя всю жизнь? Совершив ошибку, настоящий мужчина примет на себя ответственность, исправит то, что может, постарается извлечь урок и стать лучше, пойдет дальше с высоко поднятой головой. Эта церковь, она… я не могу изменить то, что произошло, но могу помочь нам понять, что станется дальше. Я…

Дэвид Джон прерывается, смотрит за плечо Джессапа. Джессап тоже оборачивается, видит полыхание мигалок.

Защита

Лицо Дэвида Джона темнеет в одно мгновение. Он передает Джессапу колун.

– Убери. Я посмотрю, что там, – он медлит. – Когда унесешь, выходи вперед. Медленно. С пустыми руками, вынь из карманов, чтобы их видели. Оставайся на свету. Лишняя осторожность не повредит, окей?

Джессап вешает колун в сарае. Не торопится. Его потряхивает. Это за ним, думает он. Все кончено. Но когда он выходит к трейлеру, мигалки выключены, а двух копов, беседующих с Дэвидом Джоном, Джессап как будто не слишком интересует. Дэвид Джон его видит, подзывает.

– Они приехали для защиты, – говорит Дэвид Джон.

– Что? – Он оборачивается к двум копам, осознаёт, что это те же, кого он видел в пятницу вечером перед «Кирби»: толстяк и женщина с короткими волосами. Оба – белые. Не назвать дружелюбными, но и не назвать угрожающими.