Гюльбахар обернулась, страшась увидеть тех, к кому обращался эмир, во плоти, поскольку его глаза были полны радостью встречи. Но с портретов смотрели нарисованные лица, освещенные многочисленными свечами.
– Нурба… хррр… – из его горла послышался страшный хрип, перешедший в долгий вздох, взгляд застыл, тело обмякло.
– Нет, – тихо прошептала Гюльбахар. – Сделайте же что-нибудь! – завопила она прямо в лицо лекаря.
Лекарь только покачал головой. Около них оказался Али паша, одной рукой взял эмира за запястье, а другую приложил к шее.
– Он мертв, эмира. Я…
Губы Али паши шевелились, но уши Гюльбахар словно наполнили чем-то противным и вязким. Перед глазами у нее все вдруг завертелось, в желудке снова поднялась знакомая боль, переходящая в тошноту. Она попыталась подняться на ноги, но перед глазами заплясали черные мухи, ей стало очень-очень плохо, а дальше наступила темнота.
– …не смогли бы запустить сердце, – услышала Гюльбахар, вынырнув из забытья. Она резко оттолкнула хлопотавшую над ней женщину-лекаря, и села на постели эмира.
– Эмира хазретлери эфенди, поздравляю вас, – сказала лекарь. – Жаль, что мы узнали в такой страшный для нас день.
– Что? – свела брови Гюльбахар, которая наблюдала за лекарем и Мустафой пашой, хлопотавшими над все еще рыдающей и трясущейся Джайлан. – О чем ты говоришь?
– Вы беременны, – заулыбалась лекарь, отошла от нее и провозгласила на все покои. – С эмирой хазретлери эфенди все в порядке. У нее будет ребенок.
Мустафа паша так вскинул голову, что потерял чалму, и приоткрыл рот. Лекарь оставил Джайлан, выпрямился и тоже заулыбался.
– Шаллиах милостива, – сказал он. – Когда она отнимает чью-то жизнь, то дает взамен новую. Поздравляю вас, эмира хазретлери эфенди.
По лицу Мустафы паши легко можно было прочитать, что он думает о подобной божественной милости.
– Это точно? – спросила сбитая с толку Гюльбахар.
– Конечно, – закивала лекарь. – Срок уже около десяти недель.
Ребенок. В ее возрасте. А она-то считала, что во всем виноваты нервы и перемены погоды. Они с Хенриком совершенно не думали о такой возможности и не пытались быть осторожными. Стать матерью теперь, в сорок шесть лет, было так неожиданно. И означало несомненную передышку в политических делах.
Гюльбахар выпрямилась и оглядела всех присутствующих в покоях. Ее муж, эмир Орхан, вытянулся на своем последнем неудобном ложе, покинув этот мир. Вокруг находились ошеломленные стражники, лекари, донельзя растерянный Мустафа паша и скулящая Джайлан, сжавшаяся в комочек в кресле. В дверь заглядывали служанки.
– Где Али паша? – осведомилась Гюльбахар.
– Ему пришлось уйти, эмира, – откашлялся Мустафа паша, сумевший немного совладать со своим лицом. – Он получил срочный вызов из Башни, первой важности.
– Понятно, – кивнула Гюльбахар. Все во дворце знали, что подобный вызов означает чрезвычайную ситуацию в одной из Башен и обязывает всех советников и Магистров немедленно прибыть на место происшествия. Гюльбахар встревожил этот вызов, однако обдумывать еще и проблемы Башен у нее не было сил. Предстояло заняться делами государства.
– Стража, эмир приказал задержать Джайлан эмирын и запереть ее в ее покоях. Выполняйте волю повелителя.
– Да, эмира хазретлери эфенди, – склонились стражники.
– Нет, нет! Тетушка! Матушка, вы не можете! Отец не хотел! – вопила Джайлан, когда ее выводили за дверь. – И он умер, умер! А, Шаллиах! Что я теперь буду делать?
Подождав, пока вопли эмирын затихнут в коридорах, Гюльбахар посмотрела на лекарей.
– Я благодарю вас за работу. Пригласите священника к эмиру и займитесь всем необходимым. В стране будет объявлен траур. Мустафа паша.
Первый визирь чуть наклонил голову. На его лице читались непередаваемое разочарование и понимание краха своих надежд.
– Соберите завтра заседание дивана, – сказала Гюльбахар. – Необходимо обсудить с пашами вопрос с наследником.
– Скорее, утвердить, – сквозь зубы произнес Мустафа паша, комкая в руках чалму. – Вам прекрасно известно, что басэмиран Озан, где бы он сейчас ни находился, не сможет сесть на трон, пока ваш ребенок не родится. А если это окажется мальчик, то наследником будет он как сын эмира. Вероятно, при вашем же регентстве.
Последние слова он произнес с тайной надеждой. Возможно, для него еще не все потеряно, ведь женщины, бывает, умирают в родах, тем более, женщины такого возраста. Гюльбахар внезапно стало его жалко. Это было поистине новое для нее чувство к Первому Визирю. И она была не из тех, кто добивает лежачего врага.
– Время покажет, Мустафа паша, – кивнула она. – Я же хочу вас уверить, что свадебные торжества в честь Эсмы эмирын и Искандера хана эфенди не отменяются, а только откладываются до окончания траура. Я с удовольствием помогу вам с этим так, как помог бы наш эмир.
Мустафа паша дернул уголком рта, мучительно наморщил лоб, но поклонился.
– Благодарю вас, эмира, – выдавил он и, двигаясь так, словно у него судорогой свело ноги, вышел из покоев.