Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования

Песня не смолкала в принципе 24 часа в сутки, а все свободное время теперь было посвящено поискам новых записей, каковые не заставили себя ждать. Приходили они с самых неожиданных сторон, чаще всего от людей, которых в самых смелых фантазиях нельзя было заподозрить в интересе к подобного рода музыке. Что понимала в Летове моя одноклассница Таня, что заставляло ее выводить в песеннике текст „Харакири“: „Недвижец умер у тебя на глазах, Живой умер у тебя на глазах, Янки Отец умер у тебя на глазах…“? Но ведь выводила. В 99 случаях из 100 записи эти представляли собой чудовищно (по-настоящему чудовищно, никогда больше я не сталкивался с подобного рода „качеством“) записанные компиляции самого причудливого свойства: гремучая смесь концертных выступлений, вещей со всех существующих на тот момент альбомов, удивительных (как стало ясно со временем) раритетов. Почему-то почти у всех, кто столкнулся с „Обороной“ в те времена, знакомство начиналось именно с подобного рода сборников. Самое интересное, что и версии многих песен были какие-то совсем уж уникальные, с тех пор ни разу нигде не встречавшиеся. Та же самая первая и главная Песня с „хуйзабеевской“ дописки – она, кажется, существовала в одном-единственном экземпляре, исключительно на этой самой кассете. Утверждаю это абсолютно ответственно – прослушав с того момента, кажется, все существующие варианты, я так и не смог обнаружить тот самый. И Песня – не исключение, можно вспомнить еще несколько очень показательных примеров (вроде песни „Все в порядке заебись“ где в припеве после третьего куплета Летов не произносит „аха-ха“ а просто орет; есть похожие – но все не то). Несколько неожиданным образом ситуация с „фантомными“ записями ГО рифмуется с городской легендой о показе по центральному телевидению трансгрессивной экранизации „Карлика Носа“. Немалое количество свидетелей со всей страны клятвенно утверждали, что видели мрачный и сюрреалистический хоррор, притом, что ни одна из существующих в реальности версий „Носа“ под их описание не подходит.

Впрочем, анархический период закончился довольно быстро по причине обнаружения источника музинформации в студии «Колокол» при Московской рок-лаборатории. Не прошло и двух недель, как вся доступная на тот момент официальная дискография „Обороны“ была записана на кассеты „МК-60-5“. С оформлением вопросов не возникало: в доступе на тот момент находились фотографии, вырезанные из „Сельской молодежи“ и „Паруса“ и отксерокопированные в необходимом количестве; кроме того, во время одного из походов в „Колокол“ там была приобретена прибалтийская „рок-газета“ под до сих пор до конца не укладывающимся в голове названием „За Зеленым Забором“ а там летовских фотографий, сопровождавших вдобавок огромное интервью, было уже с полдюжины. Наконец кассеты были оформлены, но чего-то отчетливо не хватало. Тогда я взял классическую фотографию за колючей проволокой, нарезал ее на манер не то лапши, не то телеграфной ленты и засунул эти полосочки на торец, туда, где обычно пишут название группы и альбома.

Вдобавок именно тогда мой старший на пару классов товарищ Карло, меломан (поклонник „ДДТ“ почему-то Midnight Oil и старых патефонных пластинок), познакомил меня со своим приятелем „из другой школы“. Приятелем оказался Паша Злодей, меломан еще более продвинутый (в диапазоне от The Cure до аж The Swans, он и сам играл в музыкальных коллективах и, кажется, продолжает заниматься этим по сей день) и, самое главное, любящий „Оборону“ куда больше скептически настроенного Карло. Первым делом Паша вручил мне вторую „Контркультуру“ которая неизбежно перевела доморощенный фанатизм на принципиально новый концептуальный уровень. (Еще более ошеломительное впечатление произвел, конечно, следующий номер и тамошний «летовский блок». Первый экземпляр третьей „Контры" я купил на каком-то диком концерте, с участием среди прочих, насколько память подсказывает, группы „Дмитрий Шавырин“; по дороге обратно я его и лишился, попав на „Комсомольской-кольцевой“ под классическую раздачу гопников с Казанского вокзала: дали по роже с поручня и отобрали журнал. Интересно, что они потом с ним делали.)

Впрочем, усиление теоретического базиса никоим образом не мешало подходить к прослушиванию „Обороны“ с позиций предельно утилитарных. Для того чтобы получить по-настоящему мощную встряску, до искр из глаз и плясок святого Витта, можно было или засунуть пальцы в электрическую розетку, или просто перемотать на начало. Песни превращались в доспехи, в кокон, китайскую стену. Как раз тогда волею судьбы мне пришлось делить жилплощадь с человеком не самым близким и приятным, но зато являющимся обладателем отличного кассетника. Ежедневно, чтобы сократить общение до минимума, я брал этот кассетник, не обращая внимания на сетования по поводу того, что легкий пар может повредить чувствительной импортной технике, отправлялся в ванну и одновременно врубал душ и „Здорово и вечно“. Заканчивал примерно на „Все как у людей“. Помогало.