до песен про «сибирского пса»). При этом по большому счету хейт-лист сводится к одной глобальной претензии, суть которой лучше всего сформулирована в той самой гердтовской версии «Любо, братцы, любо» с «Реанимации»: скажи, а почему ты вместе с танком не сгорел?
Игорь «Джефф» Жевтун рассказывает: «За выступление на „Сырке“ он запросил тысячу рублей (примерно десять тысяч евро по нынешним деньгам. – Прим. авт.). Мы пошли на телефонную станцию в Новосибирске, и он при мне позвонил из автомата и заявил, что мы дорого стоим. Дали в итоге триста, но и это по тем временам было прилично. Конечно, тут не без жеста. Процент определенной наглости у него всегда был, куда ж без него. Но так он действовал не со всеми, конечно. С Кометой, которая делала „Сырок“, он был жестковат намеренно».
В 2007 году иракский художник Вафаа Билал установил у себя в комнате веб-камеру, синхронизированную с пейнтбольным ружьем, так что любой подглядывающий имел возможность также в него и выстрелить. За месяц в него было выпущено что-то около 60 000 пуль. При наличии подобной технической опции на улице Осминина Егор Летов за тот же период времени с несомненной легкостью побил бы иракский рекорд.
Его действительно ненавидели много и долго. Антилетовская оптика отличалась особой незамутненностью; например, в день его смерти я в некоторой прострации наблюдал посты в ЖЖ, причем не ботов, а вполне конкретных и даже знакомых людей, состоящие из реплик «Какой подарочек!» или «Мы его угандошили!».
Через несколько лет после кончины Летова лидер почитаемой им группы «ДК» и его давний знакомец еще по круглым столам газеты «Завтра» Сергей Жариков в свойственной ему герметичной манере объяснял это так: «Ненависть к Летову со стороны провинциалов – это отторжение собственного зеркального отражения: по обыкновению люди не хотят видеть себя такими, как они есть, и то, что его карьера закончилась перепевками „самоцветовского“ треша, – более чем предсказуемо. Совершенно серьезно, безо всякой иронии. Этим Летов и велик, кто еще не понял… Только „Гражданской обороне“ не только удалось смастерить себе здесь соответствующий теме соломенный гроб-самолет, но и внушить окрест, что и на родине рок-музыки их самолеты тоже соломенные».
Летов загнал себя в ловушку собственной катарсической нетерпимости. Коль скоро ты разоряешься о погибели и прочих точках невозврата на регулярной и повторяющейся основе, на твои куплеты автоматически нацеливаются все мыслимые детекторы лжи, а неподлинность – твое второе имя именно в силу того, что ты чересчур подлинно поешь. «Не играй тему, Летов» – так называлась композиция-скетч с альбома вышеупомянутых «ДК». Речь в ней шла, понятно, о саксофонных импровизациях Сергея Летова, который тогда играл с Жариковым, но сама фраза могла бы стать идеальным кличем всех хейтеров Егора, обвиняющих последнего в том, что тот поставил упоение смертью на конвейер.
Отдельно раздражала его педантичность и даже аккуратизм (Егор, кстати, всегда резал мясо на мелкие кусочки, прежде чем начать есть) в сочетании с вроде бы неуправляемыми вибрациями и неоговоренными озарениями. Каждая его мрачная песня кажется выверенной, это всегда своеобразный черный чистовик. Лирический герой ГО был похож даже не столько на самоубийцу, столько на камикадзе. В его саморазрушении чувствовался элемент воинского расписания: сегодня ровно в такое-то время мы будем умирать, а вы – наблюдать. Я был однажды в Японии в музее камикадзе, и удивительная скрупулезность, с которой устроена тамошняя экспозиция, напомнила мне летовский подход к собственным архивам (вот и песню он назвал «Харакири»).
Тем, кто отличался особой бесхитростностью восприятия, Егор казался излишне грамотным и контрастно кротким в личном общении. Возникали вопросы, зачем столь тонкий и отдельный человек решил реализовать себя в столь контактном и массовом виде музыкальных единоборств. Однажды «Оборона» играла на фестивале вместе с «Сектором Газа», и когда Юрий Хой проник в гримерку к Егору и увидел его впервые, то не смог сдержать вопля разочарования, типа «Это и есть Летов?». Летов в ответ рассвирепел, и лидеру «Сектора» пришлось удалиться.
Сергей Попков вспоминает: «В Кургане в 2000 году концерт делали типа трушные панки. Привезли нас в какую-то убитую хату в трехэтажке – ходят шалавы с папиросами, на столе ящик портвейна „Агдам“, водка, и больше ничего. Ну, типа, – от души. А в углу еще стоит мотоцикл „Иж“ или „Урал“, непонятно, как они его туда вкатили на второй этаж. Егор смотрит на все это, а пацаны в непонятках: это панк или че вообще, вы что, вы не уважаете?»