Знай мое имя. Правдивая история

Собаку, которая в итоге осталась у нас навсегда, заметила Тиффани. Десятилетний бело-коричневый карликовый шпиц, мочалка весом три с половиной килограмма со сверкающими крошечными зубками. Ее нашли брошенной недалеко от Сакраменто. Маленькое воплощение радости, она всегда улыбалась, словно ей пообещали поездку в Диснейленд. Запросы на постоянное «удочерение» все приходили и приходили, но я никому не отвечала. Я могла бесконечно смотреть на нее.

Честно говоря, это не входило в наши планы. Мы думали брать собак на передержку, пока не найдем для себя какого-нибудь большого, здорового и задиристого пса. После нападения ты привыкаешь быть начеку, готов в любой момент дать отпор, всегда проявляешь осторожность. Реальный мир не предрасполагает к тому, чтобы разжать кулаки и спокойно отправиться на прогулку. Ты постоянно думаешь лишь о том, как тебе выжить. И меньше всего в таких условиях ты хотела бы завести дряхлого карликового шпица. Я планировала окружить себя высокими заборами и острыми зубами, но, возможно, это не совсем то, что мне было по-настоящему нужно. Возможно, я была способна выстроить безопасное укрепление внутри себя.

Нашей собаке мы дали имя Могу (что означает «гриб» в переводе с китайского). Она стала для меня живым напоминанием девиза «Матвилля»: «Никогда не поздно все начать заново». Это было и обещание ей, и своего рода обязательство перед самой собой. Из какого прошлого ты ни пришел бы, тебе не обязательно возвращаться туда.

Весь год, пока разные песики спали у меня на коленях и портили воздух в доме, я писала. Первый раз меня усадила за стол потребность прочитать судебные протоколы — сотни страниц, сохранивших все, что было высказано в зале суда. «Дорога на работу», как выяснилось, была долгой и совсем не простой — ведь каждый день мне требовалось возвращаться в прошлое. Меня поражало, что даже с поддержкой миллионов за плечами я испытывала ту же ярость, что и раньше. Заметки я делала красной ручкой: «Чертов осел», «Псих», «Кусок дерьма». Невзирая на ясность ума и катарсис, который я пережила, мне все еще приходилось сражаться. Ты думаешь, что твои враги — насильник и его адвокаты, но в процессе борьбы с ними не замечаешь, что главный враг скрывается в тебе самой, то есть в жертве. Вновь поднялись из каких-то глубин старые мысли о себе: кто-то нашептывал мне, какой я испорченный и ничего не стоящий человек. Как кальций забивает сосуды, так стыд заполнил мою душу, и она стала невосприимчива к благодарностям людей.

Бывали дни, когда я ничего не делала, просто наглухо закрывала двери кабинета, словно машины времени, в которую не решалась войти. Когда было совсем плохо, я бросала все, надевала черный длинный плащ и бежала за вьетнамским сэндвичем. С покрасневшими глазами, пересохшими губами, к углу которых часто прилипал листочек кинзы, я отправлялась в детскую библиотеку и садилась там прямо на ковер — мне необходимо было побыть в светлом добром мире. Когда в такие дни я поздно возвращалась домой, растрепанная, с охапкой детских книг про драконов или волшебные блинчики, Лукас со сдержанным недоверием спрашивал: «О чем сегодня писала?» Так он пытался понять, что происходит у меня в голове.

С тех пор как я последний раз была в зале суда, прошло много времени, но я боялась, что навечно застряла на месте свидетеля. Мое сознание словно на шаг отставало от реальности. Этакий джетлаг. Раньше я жила в настоящем времени, а теперь будто постоянно готовилась в него вступить. Я спрашивала разрешения сделать что-то, волновалась, как лучше выглядеть перед невидимыми присяжными, отвечала на вопросы адвоката защиты. Когда решала, что надеть, то спрашивала себя: «Что про меня подумают, если я появлюсь в этом?» Если собиралась куда-то пойти, то взвешивала: «Смогу ли потом объяснить, зачем пошла туда?» Когда размещала в Сети фотографию, сомневалась: «Если ее выставят в качестве улики, не буду ли выглядеть слишком глупо, не слишком ли открыты плечи?» Я расплачивалась за все своим временем, которое тратила на то, чтобы задать себе эти вопросы, прокручивать их в голове и только потом возвращаться к нормальной жизни.