«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Вскоре (после занятий медитацией), однажды ночью, я был разбужен непонятным для меня образом. Я увидел всю комнату, наполненную разорванными кусками вибрирующего света. Душа моя смутилась; я почувствовал отталкивание от сего видения; я бы сказал — нечто вроде неприязни, смешанной с некоторым страхом, подобным боязни аспида, вползшего в твой дом. Я вышел из моей комнаты в столовую, провел там несколько минут и затем возвратился к себе. Света больше не было, и я снова заснул.

Несколько позднее, во время моих медитаций, возраставших в смысле сосредоточенности, я видел мою мыслящую энергию подобною свету — несильному; свет сей бывал внутри черепной коробки и вокруг нее; сердце же при этом не участвовало, живя отдельно от мозга.

Много лет спустя, уже после посещения меня милостию Бога вышнего, я заметил, что нетварный свет — спокойный, целостный, ровный; [он] воздействует на ум, на сердце и даже тело. При созерцании его все существо пребывает в состоянии, которого не знает "земля". Сей свет есть свет любви, свет разума, свет бессмертия и дивного мира[263].

В своих сочинениях старец Софроний прямо и недвусмысленно учит о природе Божественного света, который есть "дар свыше", есть "сияние надмирной славы", блеск его наполняет всё, "оставаясь неизменным, непостижимым и недоступным тварям". Многие видели свет, большинство сохранили до смерти это благословение, а "другим же было повелено оставить свидетельство ближним и дальним братьям о сей высшей реальности"[264].

Святой Григорий Палама в своих сочинениях обращается к опыту и природе света. Божественный свет есть "вечно сопутствующий святым", "слава Божественной природы, красота будущего и настоящего века, безначальное и неизменное Царство Божие"[265].

Старец дает подлинное и откровенное свидетельство, которое совпадает с учением святых отцов:

Таинственна его природа; и в каких образах описывать его? Неизъяснимый, невидимый — он иногда бывает видим вот этими телесными очами. Тихий и нежный — он влечет к себе и сердце, и ум так, что забываешь о земле, будучи восхищен в иной мир. Это бывает и среди белого дня, и во тьме ночной. Кроткий, он, однако, более могуществен, чем все, что нас окружает. Он объем лет человека странным образом извне; видишь его, но внимание уходит вглубь внутреннего человека, в сердце, согретое любовью, иногда сострадательною, иногда благодарною. Случается, что не ощущаешь материальности: ни своей, ни окружающей действительности, и себя видишь как свет[266].

Старец ясно и отчетливо учит, что этот свет не есть нечто нереальное и воображаемое или некий трансцендентный Абсолют. Он есть свет Святой Троицы — Отца, Сына и Святого Духа. Энергия Бога связана с природой Его и выражается через Лица-Персоны, и поэтому она называется "ипостасной энергией". Он сам жил это откровение на опыте[267].

В сочинениях старца мы встречаем удивительный апокалиптический опыт созерцания триединого Бога. Старец говорит, что безначальный свет порождает внутри нас слова, тождественные учению Христа. Затем, уже во время богосозерцания, человек приобщается общей энергии триединого Бога и приобретает знание каждой из Ипостасей Его. Текст этот имеет огромное значение и потому цитируется целиком. Затем мы сравним его с описанием подобного опыта у святого Симеона Нового Богослова. Старец пишет:

В этом свете мы созерцаем Отца; сей свет мы воспринимаем как Духа Святого; в нем мы видим Христа как Сына единородного Отцу. Чрез этот опыт мы познаем единосущие Трех. Молясь сему Богу, мы живем единое бытие Трех. Но в этом единстве все же живем мы и различения: иной характер носит мое обращение ко Отцу; иначе молюсь я Духу Святому; по-другому обращаюсь ко Христу. С каждым связывается некое особое духовное чувство, не разбивая нисколько единства Бытия. К каждой Ипостаси Святой Троицы мы питаем в каких-то оттенках различное отношение. Ближе всех мы знаем Иисуса Господа чрез Его воплощение, вочеловечение, и чрез Него вводимся в Перво-Бытие, которое и есть истинный Бог: Троица единосущная и нераздельная[268].

Старец пишет, что "в Божественном свете" мы познам триединого Бога и начинает действовать "в нас силою ипостасное начало":

Свет Христов есть "энергия" Божества, нетварная, безначальная жизнь Бога Троицы. Она, энергия-действие, свойственна и Отцу и Духу Святому. В этом свете мы познаем и Отца и Духа Святого и Сына единородного[269].

Церковь учит, что чистые сердцем созерцают энергию триединого Бога как свет. Это учение присутствует во всех сочинениях старца Софрония. Он пишет:

И дерзаю сказать, что видение несозданного света связано неразрывно с верою в Божество Христа. И связано, и странным образом зависит одно от другого. В едином свете являются и Христос и Святой Дух. Сей свет свидетельствует о Божестве Христа, потому что нельзя не узнать Бога в том свете, о котором идет речь. Неописуемы его действия. В нем вечность; в нем невыразимая благость любви[270].