Знак зодиака

У обращенных оставалась лишь одна лазейка – вспомнить свое прошлое имя. Но такое случалось редко. Они почти никогда не знали, что они такое, и не желали копаться в оставленном им маленьком кусочке памяти, и не желали вернуть утерянного. Иногда другие люди делились временем с ними, и они могли жить дольше, но это случалось редко; обычно никто не хотел уделять обращенным время. И они умирали совсем одни, забывшие и забытые, и никто не замечал этого – только иногда горевали над их телами, переставшими дышать.

Временная нить обращенного была котом в мешке. Ее длину невозможно было определить, поскольку будущее не является чем-то определенным, и никогда не было ясно, продлит это время твою жизнь или не продлит. Но часто эффект был нужным, и временные нити покупали, и сами ведьмы пользовались ими. И все же, несмотря на очевидную выгоду, ведьмы старались этим не злоупотреблять: вытащишь слишком много ниток из временного полотна, и оно распустится, расползется. Однако потом заклятие попало в руки магов, и многое изменилось с тех пор".

Единственной зацепкой стало упоминание о том, что с обращенным можно поделиться временем. Но как? Этого Лэунд не знал. И продолжал методично листать учебники, хотя уже сознавал, что вряд ли найдет что-то ценное. Невозможность призвать огонь заклинанием казалась пустой глупостью по сравнению с новой проблемой.

Так тянулись, один за другим, несколько дней. Однако, что бы Лэунд ни говорил, как бы ни убеждал он Келео, что невозможно возвести целый сад за отведенное ей время, участок вокруг храма менялся и преображался в непостижимом темпе. Прошло едва больше половины подзвездия со дня их встречи, а площадка перед храмом была уже почти вся выполота, и кое-где даже посажены цветы. Благодаря перебродившей магии они хорошо приживались и быстро тянулись вверх, отращивали новые листочки, давали бутоны, радовали глаз распускающимися, просыпающимися от недолгого сна цветами и соцветиями. И глаза Келео с каждым днем сияли все ярче и становились все яснее в ожидании скорого воплощения мечты. Только вот сама обращенная таяла и выцветала с каждым днем. И все больше кашляла.

Лэунду порой казалось, будто Келео вообще не спит. Никогда. Только работает в саду, и все. Иногда он пытался говорить с ней об этом, но из подобных разговоров ничего толком не выходило.

– Почему бы тебе просто не пожить в свое удовольствие, – бурчал Лэунд, старательно рыхля мотыгой землю.

– Я уже говорила, – отвечала тогда девочка. – Я хочу, чтобы после меня в этом мире что-то осталось. Понимаешь?

Лэунд не понимал. Какая разница человеку, ушедшему из этого мира, что там от него осталось, если его самого уже нет? А еще юноша часто думал, что на этот сад никто в будущем, может, и не обратит внимания, и все усилия Келео окажутся бессмысленны – но ей он, понятное дело, ничего такого не говорил.

Один раз Лэунд выбрал время и отлучился в город неподалеку – там был маленький Центр и небольшая библиотека. Почти сутки юноша провел среди книг, но снова ничего не нашел: не было нигде больше упоминаний о разделенном времени или нужных заклятий. Зато Лэунд тайком унес оттуда небольшую книгу с легендами и старыми песнями. Он показал ее Келео, и она обрадовалась, хотя и не знала высокого языка, и ему пришлось читать ей вслух. Чтение стало поводом хоть немного отвлечь ее от постоянной работы. Когда Лэунд что-либо делал в саду, ему казалось, будто собственными руками он приближает тот момент, когда Келео исчезнет. Девочка говорила, что до тех пор, пока работа над садом не будет закончена, она никуда не денется. И Лэунд ей верил. И совершенно не знал, что ему делать. Он чувствовал себя как никогда слабым, и слабость подкрадывалась сзади, обнимала за плечи, уговаривала опустить руки, оградиться от мира и ни за что не верить в происходящее.

"Все решится как-нибудь само, – нашептывала слабость Лэунду. – Реальность не бывает такой жестокой".

Но юноша не мог ей поверить. Потому что заклинание обращения все еще существовало.

А сад все рос.

Лэунд наконец смог разобрать слова песенки, которую Келео постоянно мурлыкала себе под нос.

Ждать удачи, ждать фортуны -

Но в руках лишь звезд сиянье.

В чаше неба, в свете лунном

Нету силы, нету знанья.

Под далеким небосводом,

Под сиянием рассвета

Засыпай. Но все мы родом

Из историй – помни это.

Наша память вечно рядом,

Знай, лелеет все, что было:

Наши встречи, наши взгляды,

Города, что стали пылью.

Наши мысли и дороги -

В отголосках слов и смеха.

Мы остались на пороге

Умирающего века.

Это была "Песнь прошлого" – Лэунд слышал ее всего однажды в своей жизни. Тогда горел коварный, темный Самшейн – праздник умирающего солнца – и родители Лэунда пели эту песню, грустную, и все же куда более нежную, чем другие песни, которые обычно звучат в Самшейн. И всякий раз, как он слышал, что обращенная поет ее, ему становилось как никогда грустно.