Читаем Знакомство с таинством православной Троицы Владимира Лосского полностью

Артур МасДональд Альчин, также представитель церкви Англии, более открыт для принятия новых идей и видит богословие Владимира Лосского как возможность для западного христианства продвинуться в будущее. Особый интерес вызывает у Альчина расположение Лосским богословия в жизни христиан, ведь Лосский выражает позицию богослова, стремящегося за грань рационального понимания, но не оставляющего способность разума прояснять и объяснять. Согласно Альчину, Лосский утверждает, что знание лежит за пределами наших концепций и открывается для нас лишь через «строгость и смирение, с которыми мы готовы принять его». (Allchin 1995, стр. 204) Так же как Вильямс, Альчин прозревает связь между развитием Лосского как богослова и его участием в русской философской религиозной дискуссии конца девятнадцатого и начала двадцатого веков, упомянутой в Главе Первой. Альчин прослеживает становление богословских основ у Лосского к писателям Библии, отцам церкви апостольского времени, среди них отцы Каппадокии, Максим Исповедник, Григорий Палама. Но хотя основы богословия Лосского коренятся в патриархальных традициях, Лосскому удалось вдохнуть новую жизнь в эти основы для современных целей жизни, посвящённой Богу, считает Альчин. «Недостаточно разворачивать абстрактную доктрину, также недостаточно знать разумом, мы должны здесь посвятить себя», – цитирует Альчин из «Мистического богословия…» Лосского и находит эту мысль созвучной с воззванием Киркегарда о прыжке веры.

Лосский выражает необходимость обновления накопленного знания, если мы хотим жить согласно тому, чему мы научились, – для него нет богословия без опыта, поскольку знание преображает человека, приводит его ближе к Богу. (Allchin 1995, стр. 205) В этой связи Альчин упоминает настойчивость Лосского на посвящении богослова как будущему так и настоящему, на необходимости преобразовать своё видение из всех «фрагментарных намёков и образов во времени и пространстве» в полноту жизни. Для Лосского, считает Альчин, догматические формулировки являются не исчерпывающими утверждениями о Боге, но «окнами, открывающимися в мир неисчерпаемых сокровищ и восхищения». (Allchin 1995, стр. 205) Видение Лосским богословия как комбинации личностного переживания и общего принятия этого переживания, традиции и истинно мистического переживания, формулируется им как «мистическое богословие», что является довольно необычным для западного образа мышления, замечает Альчин. Таким путём знание, накопленное и сохранённое церковью, становится всеобщим достоянием, переживается и испытывается каждым членом этой церкви. Богословие невозможно без мистицизма, утверждает Лосский; поскольку мистическое переживание есть путь приобретения «содержания общей веры», и богословие есть описание этого переживания, которое может быть испытано любым христианином. (Allchin 1995, стр. 205)

Альчин объясняет, что в видении Лосского объективное и субъективное не находятся в оппозиции друг к другу, индивидуальное и общее, традиция и творчество живут в полной свободе через Благодать Святого Духа; тогда как по сравнению с этим пониманием западная теология выглядит для Альчина «съёжившейся и иссохшей». Он упоминает доктрину Искупления, утверждающую концепцию того, каким образом человек может быть спасён, но которая в своей ригидности теряет «всю величественную поступь Божественного и человеческой драмы от создания к спасению». (Allchin 1995, стр. 207) Так же как и Вильямс, Альчин открывает для себя тео-центрическую антропологию Лосского с самим Богом как целью нашей жизни, данной нам в откровении Троицы, что само, по мнению Альчина, является влиянием русских религиозных философов, которых Лосский пытался одолеть, напомним хотя бы Соловьёва среди прочих. (Allchin 1995, стр. 207) Лосский видит спасение человека в обожествлении, которое понимается Альчином как универсальный акт, отражающий перспективу Святого Апостола Павла, выраженную в его Писании к римлянам 8:18–20, где он описывает человека как часть создания, ожидающего «грядущей славы, которая будет явлена сынам Бога». Альчин восхищается позицией, занимаемой Лосским в связи с этим актом и который видит это сопричастие Богу во Христе через Святого Духа как абсолютно реальное событие, в котором любовь Бога и его жалость становятся созвучны человеческой любви и жалости. Альчин сравнивает такое восприятие единения с Богом с той огромной борьбой Реформации, пытающейся решить головоломку о том, «как благодать может быть полностью нашей собственной, и в то же время истинно Божественной», и он находит, что православная доктрина Лосского о Святом Духе может стать удовлетворяющим ответом. (Allchin 1995, стр. 208)


Перейти на страницу:

Похожие книги