Знакомство с таинством православной Троицы Владимира Лосского

Согласно Святому Августину, иметь рациональное знание о Боге согласно неизменным правилам Его Истины, и знать Бога в «экстазе разума»/raptus mentis (Лат.) не есть одно и то же. Обратиться вовнутрь себя, о чём Святой Августин пишет в своём трактате «Об истинной религии», ещё не значит обрести мистическое знание, – это интеллектуальное принятие Источника Истины, возвышенное по своей природе мысли, которую этот источник освещает. Мейстер Экхарт был не первым, услышавшим слова «обратись вовнутрь себя» в качестве призыва к мистическому переживанию присутствия Бога, пребывающего сокрытым в глубинах души, считает Лосский. По предположению Лосского, Мейстер Экхарт вместе со Святым Фомой Аквинским признают, что Бог, пребывающий сокрыт во всех существах, создаёт их существование именно там; но вместо того, чтобы принять это как принцип христианской метафизики, что позволило бы ему рассуждать о вознесённом Боге, Мейстер Экхарт субъективирует это внешнее отношение к Создателю и пытается отыскать имманентность Божественного «Самого Сущего»/Ipsum Esse (Лат.) в своём стремлении найти этого имманентного «Сокровенно Сущего»/Deus absconditus (Лат.) в глубинах личностного сознания.

Лосский заключает, что Мейстер Экхарт создаёт из двух «сокровенных пребываний» – где одно есть условие существа, а другое есть принцип христианской метафизики – единое целое: пребывание Сокровенного Существа в душе. В своём слиянии глубин суперсознания Святого Августина с «Самим Сущим»/Ipsum Esse (Лат.) Святого Фомы Мейстер Экхарт создаёт ощутимую цель, которую он понимает как общую для обоих Святых и которая была для обоих условием знания, а также условием существования. Желая найти Бога-Сущность Святого Фомы в «глубинах сознания»/abditum mentis (Лат.) Мейстер Экхарт отрицает метафизику обоих, объединяя их на плане мистицизма, который он выражает в понятиях спекулятивного богословия, выносит свою оценку Владимир Лосский. (Лосский 2003, стр. 170)

В своём исследовании мистицизма Мейстера Экхарта Лосский прослеживает борьбу немецкого мистика в его поиске верного апофатического выражения для Бога и его усилия в создании собственной интерпретации христианского апофатизма Святого Дионисия и неоплатонического апофатизма Святого Августина, который он сплавляет с натуральным богословием Святого Фомы Аквинского с тем, чтобы заявить о собственном апофатическом мистицизме. Этот мистицизм Мейстера Экхарта оказывается, однако не в лоне церкви, замечает Лосский, потому что к этому моменту истории церкви догматизм и духовность отделяются друг от друга на Западе, тогда как восточная церковь сохраняет таинство Троицы в своём ядре. Таким образом, мистицизм Мейстера Экхарта становится личностным занятием христиан, стремящихся к духовной близости с богом вне церкви.

Как же выглядит Троица в толковании Мейстера Экхарта? – задаётся вопросом Владимир Лосский. Для Мейстера Экхарта Отец идентифицируется с Единым в Его созидании бытия, но после акта созидания Отец не возвращается обратно к Единому, как это было бы ожидаемо в неоплатонической традиции, но производит Сына и даёт исход Святому Духу, так что все три «остаются имманентны в Едином в самом Их происхождении» (Lossky 1973, стр. 70) В видении Мейстера Экхарта возвышенные атрибуты бытия – единство, истина, добро/unum, verum, bonum (Лат.) – имеют происхождение от Единого и определяют персон Троицы. Лосский находит две функции понятия «Единый» у Мейстера Экхарта: Первая функция имеет абсолютно апофатический характер в своём подтверждении Сущности/Esse (Лат.) посредством исключения всего, что не является Божественным Существом. Другая функция катафатическая и охватывает «множественность Сущности через принятие Богом всех существ уже потому, что они существуют». (Lossky 1973, стр. 64)

Лосский отзывается положительно относительно выдающегося положения Отца в формулировании Мейстером Экхартом доктрины Троицы, но вместе с тем он провидит разницу между пониманием Мейстером Экхартом отношения ипостасей в троичном единении и толкованием Троицы у Святого Григория Богослова. Святой Григорий использует терминологию Плотина для выражения сосуществующего характера ипостасей Троицы, и в его логике Божественная монада «приводит себя в движение для превосходства над диадой и нахождения своего бытия в триаде». (Lossky 1973, стр. 71) Для Лосского, преодоление диады манифестирует «идеальное развитие монады», развитие «Триединства». (Lossky 1973, стр. 71) Лосский не удивлён, что Мейстер Экхарт остаётся в рамках логики Плотина и латинской схоластики интерпретируя Святой Дух как связующую нить в оппозиции диаде Отец-Сын, что в понимании Мейстера Экхарта представляет «Их сущностное единение». (Lossky 1973, стр. 71)