Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира

Но и этого одержимому подозрительностью маркграфу было мало. Спустя двенадцать лет брака он подделывает разрешение от Ватикана на развод и повторную женитьбу; несчастная Гризельда буквально в одной рубашке и босая выброшена из замка, она проходит по улицам города, возвращаясь в родной дом. Меж тем почти свихнувшийся от собственной изобретательности бывший муж возвращает от родственников их сына и дочь, выросшую совершеннейшей красавицей, представляет ее своей новой невестой и просит Гризельду подготовить их свадьбу — в чем, как вы понимаете, она ему не отказывает.

Народ, доселе очень сочувствовавший бедной Гризельде, видит красоту юной гостьи и соглашается с выбором маркграфа; студент — Чосер! — делает здесь интересную ремарку:

«О ветреная чернь! Душой неверной
Ты мечешься, предательства полна!
К тому, что ново, ты падка безмерно, —
Свое лицо меняешь, как луна.
Твоим суждениям лишь грош цена.
Глуп иль безумен человек, который
В них вздумал бы искать себе опоры».

В конце концов у маркграфа кончаются идеи для измывательств, и он во всем признается Гризельде, заодно в самых восторженных выражениях отзываясь о ее верности и любви. После предсказуемого обморока несчастная женщина вне себя от радости сжимает детей в судорожных объятиях — именно так, автор указывает, что ей не могли разжать руки, — после чего все живут долго и счастливо. Сын Гризельды, вопреки ожиданиям — и на это отдельно обращает внимание автор:

«Был счастлив (по стопам отца не шел
И не пытал свою жену

он все же)».

В известной мере эта новелла несет в себе вполне христианское представление о способности безропотно принимать страдания как о высшей добродетели. Однако гораздо больше здесь другого: истинно человеческого сострадания к судьбе простой бедной женщины, взятой замуж как вещь и ставшей жертвой многолетних жесточайших нравственных пыток со стороны властительного маркграфа, которому захотелось подтвердить свое величие. А мера этого величия — рабская верность тех, кто имел несчастье подпасть под его власть.

В «Кентерберийских рассказах» есть место смешному, страшному, грустному, непристойному, целомудренному, кощунственному, возвышенному, трогательному и совершенно скабрезному. Это гораздо больше, чем написанный с натуры портрет тогдашнего английского общества; это попытка охватить взглядом художника весь мир в самом широком значении этого слова — космос, со всеми его противоречиями, красотой, величием и уродством. М. М. Бахтин писал: «Эпический мир знает одно-единственное и единственное сплошь готовое мировоззрение, одинаково обязательное и несомненное и для героев, и для авторов, и для слушателей». Именно поэтому «Кентерберийские рассказы» Чосера часто относят к Предвозрождению: в них нет места идеологической доминанте, раз и навсегда данной истине; здесь у всех есть своя правда. Такое стремление творчески осмыслить всю полноту мира мы еще не раз встретим у писателей и поэтов европейского Ренессанса.

Лирика вагантов и городские фаблио, составившие основу «Кентерберийских рассказов», создавались и распространялись в среде простонародной интеллигенции. Эпические жанры, предназначенные для маркграфов и прекраснейших дам, были представлены рыцарскими романами.