«Брат Альберт был мужчина из себя видный, дюжий, крепыш и здоровяк, а потому, очутившись на одной постели с донной Лизеттой, свежей и сдобной, он принялся откалывать такие штуки — куда там ее муж! — и в течение ночи много раз летал без помощи крыльев, от чего она пришла в совершенный восторг, а в промежутках многое успел рассказать ей о славе небесной».
За откровенность в описании сексуальных похождений своих героев Боккаччо получал немало нареканий при жизни; собственно, их получает любой автор, решившийся ради достижения художественной цели рискнуть задеть чье-то ханжество. На подобного рода упреки Боккаччо ответил один раз, и на все времена:
«Натуры испорченные в каждом слове ищут грязный смысл, им и приличные слова не идут на пользу, а чистую душу слова не совсем приличные так же не способны отравить, как и грязь — испачкать солнечные лучи…».
Нужно отметить, что Боккаччо безусловно осуждает как тяжкий грех притворство, ложь и лицемерие, которым священнослужители прикрывают свой блуд, однако не считает греховным само сексуальное влечение, присущее человеку по его природе. Данте, как мы помним, тоже был наиболее снисходительным к тем, кто слишком увлекся любовной страстью. Попытка задавить естественное в человеке — больший порок, чем подчинение зову природы. Вот как говорит об этом Филострато в первой новелле третьего дня, повествующей о прикинувшемся немым пройдохе, устроившемся работником в женский монастырь с совершенно очевидными последствиями:
«Много есть на свете глупых мужчин и женщин, которые убеждены, что стоит надеть на голову юнице белую повязку, тело же ее облечь в черную рясу, как она перестает быть женщиной и женские страсти у нее отмирают, словно, приняв постриг, она превращается в камень. Когда же они узнают что-либо противоречащее их взглядам, то бывают так смущены, как будто в мире свершилось величайшее и гнуснейшее преступление против природы».
Пожалуй, ярче всего взгляды Боккаччо на церковь изложены милейшей и кроткой Нейфилой в новелле о купце-еврее Абраме, которого его друг Джанотто убеждал принять христианскую веру. Абрам, чтобы получше познакомиться с бытом и нравами католической церкви, отправляется в Рим. Приунывший Джанотто, прекрасно зная нравы церковных иерархов, не ждет от этой экскурсии ничего доброго, и действительно — Абрам возвращается с такими вот впечатлениями:
«По моим наблюдениям, ни одно из тамошних духовных лиц не отличается ни святостью, ни богобоязненностью, никто из них не благотворит, никто не подает доброго примера, а вот любострастие, алчность, чревоугодие, корыстолюбие, зависть, гордыня и тому подобные и еще худшие пороки, — если только могут быть худшие пороки — процветают, так что Рим показался мне горнилом адских козней, а не горнилом богоугодных дел».
Бедняга Джанотто совсем загрустил от этакой отповеди, но Абрам неожиданно продолжает: