Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира

Дон Кихот умирает вскоре после возвращения, и перед смертью действительно случилось то, чего боялся Санчо Панса: очнувшись после длительной лихорадки, умирающий идальго сообщает, что излечился от своих заблуждений.

«— Поздравьте меня, дорогие мои: я уже не Дон Кихот Ламанчский, а Алонсо Кихано, за свой нрав и обычай прозванный Добрым».

Это известие поражает собравшихся и происходит невероятное: все те, кто так старался избавить его от странного помешательства, принимаются уверять в обратном.

«И тут Самсон сказал ему:

— Как, сеньор Дон Кихот? Именно теперь, когда у нас есть сведения, что сеньора Дульсинея расколдована, ваша милость — на попятный? Теперь, когда мы уже совсем собрались стать пастухами и начать жить по-княжески, с песней на устах, ваша милость записалась в отшельники? Перестаньте ради бога, опомнитесь и бросьте эти бредни».

Возможно, это попытка поддержать больного, запоздалое понимание, что в стремлении исцелить от мнимого сумасшествия его в итоге убили, обессмыслив всю жизнь.

А может быть — внезапное и горькое осознание, что вместе с Дон Кихотом из мира уходит что-то очень ценное, что-то последнее. И ничего не остается взамен.

«— Ах! — со слезами воскликнул Санчо. — Не умирайте, государь мой, послушайтесь моего совета: живите много-много лет, потому величайшее безумие со стороны человека — взять да ни с того ни с сего и помереть, когда никто тебя не убивал и никто не сживал со свету, кроме разве одной тоски. Полно вам в постели валяться, вставайте-ка, одевайтесь пастухом — и пошли в поле, как у нас было решено: глядишь, где-нибудь за кустом отыщем расколдованную сеньору Дульсинею, а уж это на что бы лучше! Если же вы умираете от огорчения, что вас одолели, то свалите все на меня: дескать, вы упали с Росинанта, оттого что я плохо подтянул подпругу, да и потом вашей милости известно из рыцарских книг, что это самая обыкновенная вещь, когда один рыцарь сбрасывает другого наземь: сегодня его одолели, а завтра — он».

Алонсо Кихано признал перед смертью свои заблуждения и отрекся от рыцарства. Но его отречение не было принято ни окружающими, ни самим автором.

«Присутствовавший при этом писарь заметил, что ни в одном рыцарском романе не приходилось ему читать, чтобы кто-нибудь из странствующих рыцарей умирал на своей постели так спокойно и так по-христиански, как Дон Кихот; все окружающие продолжали сокрушаться и оплакивать его, Дон Кихот же в это время испустил дух, попросту говоря — умер».

Умер не старый, измученный болезнью идальго — из мира ушел его последний истинный рыцарь, Дон Кихот Ламанчский.

Рыцарь Мигель де Сервантес Сааведра последовал за ним через год.

Колесо злосчастной Фортуны как будто не остановилось и после его смерти. Он был похоронен в монастыре Святой Троицы в Мадриде, но в 1633 году монахи оставили свою обитель, так что могила Сервантеса была утеряна. Первый памятник благодарные соотечественники поставили ему только спустя двести лет, в 1835 году, в Мадриде. Надпись на постаменте, сделанная на испанском и по латыни, гласила: «Мигелю де Сервантесу Сааведра, царю испанских поэтов».