Читаем Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира полностью

Эриний усыпил Аполлон; здесь, в святилище бога, повелевшего совершить мщение, Оресту ничего не грозит, но он не может находиться в нем вечно. Свирепым мстительницам все равно, совершил он убийство матери по воле бога, или повинуясь силе родового проклятия; они — функция неумолимого рока, слепая, древняя сила, и будут преследовать жертву до тех пор, пока не сведут ее в ад. Силы одного Аполлона недостаточно, чтобы справиться с ними, и бог отправляет Ореста в Афины, чтобы прибегнуть к суду Афины Паллады.

Тем временем, пробужденные призраком Клитемнестры, очнулись Эринии. Им не страшны ни герои, ни боги, и они сетуют на Аполлона, не стесняясь в выражениях:

«Как за безбожника,Мать погубившего,Ты побораешь, бог?Как, матереубийство покрываешь, бог?Кто скажет мне:„Правды страж — Вещий бог“?Смертных заступник, ты.Наперекор богамВ отмену правд,Древних обидел Мойр!».

Все это звучит довольно грозно, особенно упоминание богинь Судьбы, перед которыми, как известно, бессильны даже бессмертные. Аполлон возражает, и в его споре с Эриниями звучат очень важные для сути трагедии аргументы:

«Предводительница хораВнушил ты сыну, что убить он должен мать.АполлонВнушил отца возмездьем умирить. Так что ж?Предводительница хораМужеубийство — не убийство кровного».

Это древний закон кровной мести, ставящий родство выше соображений человеческой справедливости. Аполлон не принимает такого закона, для него святость брачных клятв не менее важна, чем родственные узы, он отстаивает позиции вполне земной, человеческой справедливости, на что Предводительница эриний ворчливо замечает:

«Творят самоуправство боги новые.Правды сильней их власть»,

и они устремляются в Афины вслед за Орестом. Мы снова оказываемся внутри храма, но сейчас это святилище Афины Паллады. Сама богиня появляется в величии славы, чтобы рассудить явившегося за справедливостью Ореста и преследующих его эриний. В предстоящем судилище есть две очень важные особенности, отражающие авторский замысел: во-первых, Аполлон не просто защищает Ореста, но и готов разделить с ним ответственность, если тот будет осужден — необычайное дело для бога, уравнявшегося со смертным.

«АполлонСвидетелем пришел я: в мой священный домБежал опальный; мой очаг пригрел его,И был я богомольцу очистителем.Защитником пришел я: и на мне винаCего убийства; вместе и сообщник я».

Во-вторых, сама Афина не решается самостоятельно выносить решение; блистательная воительница и богиня разума обращается к смертным — афинским гражданам и судьям, чтобы наравне с ними решить голосованием тяжбу убийцы и инфернальных эриний, по сути своей — тяжбу человека и рока.

«АфинаCтоль страшно это дело, что не смертномуЕго судить. Запретно и богине мнеКровавой мести ведать тяжбы тяжкие».

Стороны снова излагают суть дела, дискуссия о сравнительной святости отцовства и материнства — лишь внешняя сторона вопроса. По сути, речь идет о соперничестве между старым законом неотвратимого воздаяния за совершенное зло и новым, утверждающим возможность прощения. Судьи молча голосуют, опуская в чашу белые и черные камушки. Когда они разделяются поровну, Афина отдает решающий голос в пользу Ореста.

Он оправдан. Его история в рамках трилогии завершена, но в самой трагедии остался еще один, чрезвычайно существенный эпизод.

Разъяренные эринии угрожают бедствиями Афинам; упустив жертву, эти служительницы разящего рока должны обрушить удар на кого-то другого:

«Увы! Скрижаль старинных правд,Новые боги, выПопрали, власть исторгли из руки моей!Язвит обида сердце; ярый гнев коплю.Яд на окрестный край,Черный яд мой выплюну,Яд змеи растоптанной!»

Но Афине удается усмирить их:

«В земле моей останься и найдешь друзей», —

говорит она, и мстительные эринии становятся эвменидами, то есть милостивыми божествами, несущими не смерть, а жизнь. Этой впечатляющей трансформацией мщения в милосердие заканчивается трилогия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука