Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира

  «Кто предан был науке слишком долго,
  Заслуживает в праздности укор,
  Внушая злость невеждам или зависть.
  Попробуй мысль им новую открыть,
  И у глупцов ты прослывешь безумцем.
  Когда же чернь тебя прославит больше,
  Чем признанных учителей своих,
  То скажут: он опасен для народа…».

Впрочем, Креона эта софистика не убеждает: он справедливо опасается за себя, за город, за дочь, а потому он требует от Медеи убраться из города немедленно. «До ярости не доводи меня!» — предупреждает Креон, но Медея умоляет и просит дать ей еще один день, всего день, чтобы определиться, куда идти и где жить — у меня же дети! Креон уступает, но под страхом смерти предупреждает Медею, чтобы утром ее в Коринфе уже не было.

Мы понимаем, что Медея не смирится; очевидно, что она задумала месть, но что может сделать женщина за один день, особенно, когда все знают, насколько она опасна? Интрига здесь именно в том, как будет реализована месть и удастся ли она, ибо своих намерений от хора Медея не скрывает:

  «Но был глупец так прост,
  Что дал мне день, хотя он мог отказом
  Все замыслы мои разрушить, — день,
  В который мы успеем приготовить
  Три смерти трех изменников — отца
  И дочери, и моего супруга!
  К их гибели немало есть путей,
  Но я еще, о, милые, не знаю,
  Какой избрать: чертоги ли поджечь,
  Где почивать должны жених с невестой;
  Иль, тихо к ложу их подкравшись, меч
  Вонзить обоим в сердце?..».

Является собственной персоной Ясон. На первый взгляд, в его появлении нет драматической логики, он не двигает и не останавливает действие, не открывает ничего нового, и ни Эсхил, ни Софокл не стали бы занимать такой сценой время, но для мастера тонкого психологического рисунка Еврипида в визите Ясона к разъяренной Медее есть безусловная художественная правда.

Вся его речь — попытка оправдаться перед собой и Медеей. Он говорит, что не желает ей зла, а если и сошелся с молодой и красивой царевной, так исключительно ради жизненной перспективы, и чтобы составить лучшую будущность для их с Медеей детей: ведь теперь мальчики, когда подрастут, в перспективе могут рассчитывать на коринфский престол! Кажется, он всегда побаивался свою страстную и могущественную супругу, зато с царевной Главкой ему легко и просто: она юная, милая и добрая девушка, для которой он герой-аргонавт, а не парень, который бы ничего не добился, если бы не помощь жены, совершившей ради него несколько вероломных убийств.

Ясон замечает, что Медее совсем необязательно было уезжать из Коринфа, но что она сама навлекла на себя изгнание необузданным гневом и проклятиями, а так могла бы преспокойно остаться в городе; наконец обещает, что будет помогать ей и детям деньгами — и это уже слишком даже для хора, который восклицает:

  «Ясон, умел ты речь свою украсить.
  Но я скажу, — хотя б слова мои
  Не нравились тебе, — что долг и клятву
  Ты преступил, супруге изменив».

Медея не стесняется в выражениях:

  «Мне на глаза ты показаться смел?!
  Иль доблестью считаешь ты — спокойно
  Смотреть в лицо обманутым друзьям?
  Так знай, что это худший из пороков —
  Бесстыдство! Рада видеть я тебя:
  По крайней мере, сердце облегчу
  И лишний раз бледнеть заставлю труса.
  От дней давнишних поведу я речь:
  Все эллины, все аргонавты помнят,
  Как я тебя от гибели спасла!
  Скажи: куда идти мне?.. Возвратиться
  Под кров отца, которого с тобой
  Мы предали? Иль к дочерям Пелея,
  Которого убили мы?.. Приют
  Нашла бы я у них гостеприимный, —
  Не правда ли?.. Ты видишь: для тебя
  Я порвала святые узы крови,
  Врагом я стала тем, кого люблю.
  Что ж, счастлив будь! Но счастья твоего, —
  Проклятого и горького богатства
  Я не возьму».