Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира

Еврипид не силен в детективной интриге, но в психологической достоверности великолепен:

  «Вот, милый друг, еще одна лишь просьба,
  Последняя: я вижу, что Креон
  Изгнал меня для моего же блага, —
  Чтоб никому я в тягость не была
  Здесь, где меня привыкли ненавидеть.
  Из города сама хочу уйти;
  Но сыновей ты в дом к себе возьми
  И воспитай; просить владыку можешь,
  Чтоб он твоих детей не изгонял».

Будущей мачехе, невесте Ясона, царевне Главке, Медея просит передать от себя роскошный подарок: диадему и пеплум, часть царского облачения из самой Колхиды, вещи редкие и по-настоящему драгоценные. Пусть подарки преподнесут сыновья — может быть, тогда мачеха будет с ними поласковей. Одна душераздирающая сцена следует за другой; Медея посылает своих детей со смертоносным подарком царевне, разрывается между любовью и ненавистью, собирается то убить их, чтобы отмстить Ясону, то уйти вместе с мальчиками в изгнание, пока, наконец, не решается окончательно:

^{Свадьба Ясона и Креузы, слева Медея с детьми. Гравюра 1530–60 гг.}

  «Нет, не могу — прочь, замысел безумный!..
  В изгнание беру с собой детей.
  Чтоб отомстить отцу, — зачем я буду
  Сама себя их муками терзать?
  Прочь замысел мой, страшный и безумный!..
  Но что же будет? Как? Я потерплю,
  Не отомстив, чтоб надо мной смеялись
  Враги мои? Какая низость! Мысль
  Презренную я в сердце допустила.
  Ступайте, дети, во дворец… Скорей!..
  Все кончено!
  Не быть тому вовек: на поруганье
  Я не отдам детей моих врагу.
  Ведь все равно им смерти не избегнуть, —
  Я родила их, я же и убью.
  Назначенное Роком да свершится!..».

О последовавшей в царском дворце чудовищной сцене нам рассказывает, как водится, вестник. Царевна действительно обрадовалась прекрасным подаркам, но, едва она надела головной убор и пеплум, как колдовской яд начал действовать. На подробности Еврипид не скупится:

  «Двойными были муки: из венца,
  Сжимавшего ей голову, струился
  Всепожирающий огонь, и дар
  Детей твоих — прозрачный, легкий пеплум —
  Несчастной тело белое сжигал.
  Тогда она вскочила, обезумев,
  Вся в пламени, и бросилась бежать
  И головой трясла и волосами,
  Чтобы сорвать пылающий венец.
  Но золото за волосы цеплялось,
  И чем сильнее головой трясла,
  Тем в них огонь все ярче разгорался.
  И, наконец, упала, ослабев, —
  И собственный отец теперь узнал бы
  Ее с трудом: ни милого лица,
  Ни ясных глаз; смешавшись с кровью, льется
  Расплавленное золото и жжет.
  Как светлая смола сосны горящей,
  Истаевает тело на костях,
  Снедаемо незримым ядом, — жалкий
  И страшный вид!».

Вероятно, смертоносный состав, пропитавший венец и пеплум, был схож по действию с ядом Лернейской гидры, ибо для несчастного царя Креона, прибежавшего на душераздирающие вопли своей дочери, прикосновение к ее одежде и телу стало роковым: «липкий, жгучий пеплум» оплел его, будто плющ, и сорвать его можно было только вместе с кожей и плотью, так что в итоге отец и дочь умерли в страшных муках, сцепившись в смертельных объятиях.

Медее осталось последнее и самое страшное дело: убить сыновей. С мечом в руках она входит в дом. Бедные дети кричат и зовут на помощь за декорацией, но тщетно: месть свершилась. Запоздавший Ясон в отчаянии ломает двери, и мы становимся свидетелями единственной фантастической сцены в трагедии: