Знание-сила, 2005 № 02 (932)

После смерти жизнь продолжается; все во Вселенной имеет свой смысл. Человек не может исчерпать все заложенное в нем в течете одной жизни. В противном случае человеческая жизнь теряет всякий смысл. Существование Бога онтологически доказуемо.

Сражения с ветряными холодильниками

Умер Эйнштейн. Все следующие дни в "башне из слоновой кости" спешно заколачивали вход.

Через полмира от Гёделя, в той Вене, где он мог бы жить, даже побывав в мундире немецкого офицера, то есть "означая именно то, чем себя не считаешь" (Додерер), жил в своей "башне" - гёделевским расплывчатым отражением, "тангенсом" его судьбы - писатель Хаймито фон Додерер, знать ничего не желавший о современных привычках и предметах - о магнитофоне, проигрывателе, телевизоре и автомашине.

Гёдель, великий и неизвестный, иногда проговаривался в унисон великому и неизвестному писателю, доказывая окружающим, что из холодильника могут веять ядовитые газы, а все врачи — туг верх брала его мизантропия — шарлатаны.

К появлению компьютера он остался равнодушен, в отличие от таких знаменитых математиков — и почти его ровесников, — как Джон фон Нейман и Алан Тьюринг. Работы из наследия Гёделя показывают, что он игнорировал и новейшие разработки в области теории множеств и логики.

Он все больше замыкался в созданной им непроницаемой оболочке, словно оберегая свое "я" от неминуемого распада. Его тело как будто стремилось превратиться в отвлеченную идею, прижизненно проникнуть в мир, наличие которого он так ревностно отстаивал в своих поздних сочинениях. Все реже он принимал пищу, изобретал странные диеты — например, питался лишь апельсинами, молоком и водой — и наконец умер в январе 1978 года, как сказано в свидетельстве о смерти, "от недоедания и истощения, вызванных психическими отклонениями". Годом ранее Моргенштерн, умиравший от рака, записал о Гёделе: "Он — один из ярчайших людей нашего столетия".

Всего через год после смерти Геделя появилась книга Дугласа Хофштадтера "Гёдель—Эшер—Бах", превратившая его в культовую фигуру в среде западных компьютерщиков и растолковавшая миллионам людей суть теорем о неполноте. В наши дни на Западе вряд ли кто из математиков XX века сравнится по своей популярности с Куртом Геделем. Пусть его теории непонятны, его заблуждения остаются необычайно притягательны. К идеям Гёделя восходят некоторые модные космологические гипотезы (сVi. "ЗС", 2004, № 8).

В России имя Гёделя сравнительно неизвестно, но, может быть, приближающийся столетний юбилей математика пробудит интерес и к его судьбе, и к его идеям — интерес к человеку, пытавшемуся с математической убедительностью доказать, что Бог существует, а человек не одинок, не затерян в этом мире. Ради доказательства этой идеи Гёдель — как одна противоположность перетекает в другую! — в нашем суетном веке стал отшельником и умер, скрываясь от людей, но все всматриваясь в таинственную математическую нить...

МЫСЛИТЕЛИ XX ВЕКА

Ольга Балла

Сергей Аверинцев

Он обиделся, когда его назвали человеком 70-х годов.

Я удивился: а разве были такие годы?

Михаил Гаспаров.

"Из разговоров С.С. Аверинцева"

Самое удивительное, что значение Аверинцева начали оспаривать буквально сразу же после его смерти.

"Пригодится ли кому-нибудь сделанное им, неясно", говорил по радио "Свобода" всего через три дня после смерти Сергея Сергеевича далеко не самый наивный из наших современников — Борис Парамонов. И это при том, что Сергей Аверинцев оставил по себе громадное научное, изрядное публицистическое и серьезное литературное наследие и был, вне всякого сомнения, одной из самых главных фигур той уникальной поры русской истории, которая за ненайдснностью пока для нее имени хранится в исторической памяти под сугубо хронологическим названием "семидесятые годы".

За то время, что я пыталась найти среди знавших Сергея Сергеевича человека, который согласился бы или рассказать о нем, или написать, у меня сложилось впечатление, что заговаривать об Аверинцеве — значит задевать в людях его поколения и круга что-то очень чувствительное. "Ну, вы же понимаете, — говорили мне едва ли не всякий раз, когда речь заходила о значении Аверинцева-ученого, — что настоящее его значение совсем не научное". И это, повторяю, при том, что по масштабу и продуктивности сугубо интеллектуальной, исследовательской работы поставить в один ряд с Аверинцевым можно очень немногих. Причем, как бы ни построить этот ряд и из кого бы его ни составить, Аверинцев в любом случае стоял бы в нем особняком.