Знание-сила, 2005 № 03 (933)

Самая последняя картина Федотова называлась "Игроки". От бытовых сценок про разборчивых невест и опустившихся аристократов ее отделяют пять-шесть лет, а кажется — два поколения. Так будут писать Ван Гог через 30 лет (в живописи) и Франц Кафка через 60 (в литературе). В ней нет события, нет анекдотичности. В "Анкоре" есть хотя бы прыжки пуделя — бессмысленные, но по-житейски понятные. В "Игроках" же не происходит вовсе ничего. Само время, кажется, остановилось, пропало, как проигранные в штосс деньги.

Люди на картине подобны манекенам (особенно в набросках, где фигуры лишены голов). Но изображены они не так, как увидел бы человек, вошедший с улицы в эту душную от свечей и табачного дыма комнату. Напротив, кажется, что мы смотрим глазами вот такого засидевшегося за полночь игрока — в голове туман, ноги затекли, спина ноет, и тени кажутся притаившимися в углах людьми, а люди — истончившимися тенями.

"Игроки" (как и "Анкор") выглядят картиной, созданной не в середине, а в самом конце XIX или даже в начале XX века, и лишь по чьему-то недосмотру имеющей в соседях "Явление Христа народу", а не какую-нибудь из экспрессивных сцен Василия Чекрыгина или Натальи Гончаровой. Это особенно заметно при взгляде на карандашные подготовительные рисунки, выполненные Федотовым на синей, ночного цвета бумаге. Куда делся добродушный федотовский юмор? Где "бытовая мельтешня", так нравившаяся публике, да и самому Павлу Андреевичу еще два года назад? Или не "натуральная школа" правит умами?

Такого искусства — предпочитающего метафору натурализму, в обыденности открывающего трагизм — не было в России в то время и еще долго не будет. Все 60-е, 70-е, 80-е годы русская живопись будет разрабатывать линию, намеченную "прежним" Федотовым. А тропа, приоткрывшаяся ему за год до смерти, вплоть до рубежа XX века будет зарастать травой, чтобы лишь тогда отозваться в искусстве модернизма.

На полвека, не меньше, опередил свое время Федотов, подгоняемый злым гением (да не его ли он искал, придавая собственные черты лицам персонажей?!) И опять, как в случае со "Свежим кавалером", не узнал об этом. То, что было найдено им в подготовительных листах, так в эскизах и осталось. В оконченной картине едва ли не все открытия сведены к нулю, "нуллифицированы", как говорили в прежние времена. Там снова прямоугольная сценическая коробка, мелкое старательное письмо, натурализм, бытописательство. Будто тянул злой гений к XX веку, к Малевичу или хотя бы к Ван Гогу, а Павел Андреевич Федотов, бывший лейб-гвардеец и академик, сколько было сил, сопротивлялся...

Федотов обратился к искусству в том возрасте, когда другие уже завершают ученичество. За десять лет он успел и создать новый жанр живописи, и преодолеть его рамки, вплотную подойдя к изобретению такого художественного языка, для которого не было тогда ни тем, ни публики. По сути, он один прошел путь, обычно преодолеваемый усилиями нескольких поколений художников. К 37 годам силы его кончились.

О последних днях жизни Павла Федотова в статье "Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона" сказано так: "Друзья и академическое начальство поместили его в одну из частных петербургских лечебниц для душевно страждущих, а государь пожаловал на его содержание в этом заведении 500 рублей, повелев прилагать всевозможные старания к исцелению несчастного. Но недуг шел вперед неудержимыми шагами. Вскоре Федотов попал в разряд беспокойных. Ввиду плохого ухода за ним в лечебнице, приятели выхлопотали перевод его. осенью 1852 года, в больницу Всех скорбящих, что на Петергофском шоссе. Здесь он промучился недолго и умер 14 ноября того же года, придя в рассудок недели за две до своей кончины".

ИСТОРИЯ И ЛИЧНОСТЬ

Ирина Павлова

Сон разума - 2

"Сон разума. О социально-культурных масштабах личности Сталина" — так называлась замечательная статья Л. М. Баткина, появившаяся в 1989 году в журнале "Знание — сила". Основой ее стали заметки К. Симонова о Сталине "Глазами человека моего поколения", начатые в 1947-м, подготовленные к печати в 1979-м, но опубликованные лишь в 1988, а также тексты самого Сталина.

Впервые Баткин показал читателю Сталина не великого, но страшного, а страшного и... бесцветного.

Историк Баткин и Сталин

Этот человек случайно, в результате социальной революции оказался на вершине новой российской государственности.[*"Знание — сила", 1989, № 3, 4. Страницы указаны по этим публикациям.] А "жесткая иерархия власти неизбежно делает непомерно значимой фигуру всякого, чья персона совпадает с вершиной пирамиды. Даже мелкие подробности (болезни, привычки и прочее) попадают в ранг исторически весомых. Так было в "екатерининскую" или "павловскую эпоху", так было и в "хрушевcкую" или "брежневскую эпоху" (№ 3, с. 81).