Утром на остановке громко спорили два мужика из нашего дома. Каждого я знал в лицо и привычно здоровался, не подозревая ни о их занятиях, ни о именах. Не мудрено: дом лишь самую малость уступает орловской «китайской стене». Жителей в нем побольше, чем в ином районном центре.
— Дома вечером был? — обратился ко мне крепыш предпенсионного возраста в лихо сбитой на затылок беретке. — Видел?
— Видел — что? — уточнил я.
— Как что?! Летающую тарелку.
Правый глаз его, упершийся в меня, источал надежду найти единомышленника, левый же светился снисходительностью посвященного в некую тайну.
— Тарелку не видел, — чистосердечно признался я, хоть и не хотел обидеть и разочаровать воодушевленного мужика, — а вот зеленый луч был.
— Вот! — победно обернулся тот к своему товарищу. И он видел! А ты мне еще доказываешь.
— А что я тебе доказываю? — огрызнулся второй сосед. — То, что ты принял обыкновенный метеозонд за НЛО?
Я на миг представил метеозонд с прожектором и усмехнулся про себя. Впрочем, не с прожектором: тот дал бы рассеянный конус света. Скорее всего, речь может идти о лазерном луче.
— Должно быть, это был вертолет, — расслышал я свой робкий голос.
— Чепуха! — отрезал крепыш. — Я двадцать лет отлетал на вертушках. Во-первых, шум; во-вторых, вибрация. А я стоял на балконе, и сам все наблюдал. Тишина была абсолютная!
Далее он живописал, как вышел вечером покурить на балкон, и в небе появилось нечто, похожее на ободок блюдца из чередующихся красных и синих огней. А уж затем возник луч, медленно скользящий по окнам седьмого этажа нашего дома. Причем, по словам того же соседа, этот зеленый луч слабо отблескивал от стекол, а на самой стене не был виден вовсе. Когда же луч коснулся груди наблюдательного соседа, она «покрылась пупырышками». Это меня порядком рассмешило; если стоишь на балконе в одной майке, а до белых мух всего ничего, не то что пупырышками, пупырями пойдешь. Да и «красные и синие огни» тоже внушали сомнения. Я-то их не видел.
— Постой! — перебил самого себя сосед «в пупырышках». — А не твой ли это балкон? — указал он рукой. — Именно там луч и исчез окончательно!
Что меня поражает в людях, так их наблюдательность. Практически неизвестный мне человек, если не знает, то, по крайней мере, предполагает, где я живу. Я так не умею — в шпионы не гожусь. Профнепригоден. Может, действительно, была тарелка с красными и синими огнями, которые я попросту прошляпил?
Тем временем подкатил троллейбус, и утренняя орава пассажиров дружно загрузилась в него, утрамбовывая прежний состав. Я воспользовался иной дверцей, нежели мои собеседники, и разговор наш прервался.
Рабочий день промелькнул стремительно и почти незаметно. Слово «почти» относится к последнему часу, когда все чаще и с досадой смотришь на часы. Даже если знаешь, что дома время будет тянуться куда медленнее. Ровно в шесть мы с Димкой Князевым, моим приятелем и однокурсником, преодолели проходную завода.
— Место встречи изменить нельзя? — полуутвердительно спросил Димка.
— Пинендзы нема, — признался я, потупясь.
Удивительно, но Димка, содержа семью и четырех любовниц (с его слов), всегда имел деньги на карманные расходы. Наверно, это правильно: ему они нужнее.
— Ерунда! — сказал он. — Без горячего нельзя — желудки испортим.
По «горячим» подразумевался ординарный портвейн. Его мы традиционно употребили в лесистом рву, отделяющем Веселую Слободу от стадиона Ленина. Вообще-то на политзанятиях я ни разу не слышал, что Ленин был спортсменом, но там — виднее.
— Дим, — ни с того, ни с сего сказал я, — а к нам вчера летающая тарелка пожаловала.
— Бывает, — равнодушно прошамкал Князев, безуспешно пытаясь освободить рот от плавленого сырка. — Гуманоидов видел?
Я покачал головой.
— Женщину видел, — сорвалось у меня с языка, — в сером. С вуалью
— Дело ясное: спермотоксикоз. Бабу тебе надо, — поставил диагноз и назначил лечение Димка. — Хочешь, подгоню?
Когда я зажег свет в прихожей, Юрка не встретила меня, как бывало раньше. Вместо этого она сидела напротив старинного кресла, купленного мною по случаю лет пять назад, и внимательно за чем-то следила, вращая пестрой головой. Даже на мое «кыс-кыс» она отреагировала одним коротким недовольным взглядом: дескать, не отвлекай. Я присел, чтобы развязать шнурки на туфлях, и когда мой взгляд скользнул вниз, на самом краешке поля зрения мне привиделся изящный дамский силуэт, расположившийся в кресле.
Мне стало дурно. Я замер, вцепившись в шнурок, словно в единственный предмет, соединяющий меня с реальностью. Возможно, я о чем-то думал — не знаю, не уверен. Помню лишь, что бесконечно долгое мгновение спустя я осмелился снова поднять глаза и посмотреть на кресло. Конечно, оно было пусто. Но кошка по-прежнему сидела напротив и внимательно следила за кем-то невидимым, кто, несомненно, там находился.