⠀⠀ ⠀⠀
Иван Афанасьев, Сергей Жданов
Предназначение
Из-за газовой плиты выглянула мышь, осмотрелась, а может, просто поздоровалась и деликатно прошелестела вдоль стены в противоположный угол кухни, к узкому пространству за холодильником. Я звал ее Семой. Это была моя мышь. А на коленях у меня дремала моя кошка Юрка (женского пола). По-моему, они дружили и неумело скрывали этот факт от меня.
Целью мышиной вылазки была початая бутыль «Букета Молдавии». Я наловчился смешивать его со спиртом в идеальных пропорциях — идеальных для каждого настроя, а Сема довольствовался винными потеками на бутылочном стекле. Через пять минут он вновь показался на глаза, вальяжно пересекая кухню по диагонали. Юрка, не открывая глаз, демонстративно отвернулась.
Это был ежедневный ритуал, в котором мне отводилась роль мыслителя, размышляющего о причинах мышиного алкоголизма.
Но я встал, прервав Юркину дрему, подошел к окну и бессмысленно уставился в сумеречное застекольное пространство. Уже светились желтым окна больницы напротив. Верхушки рогов деловитых троллейбусов, плывущих на сталепрокатный завод, то и дело вспыхивали голубым, а нагое пространство слева (тогда еще не было застройки в этой части Раздольной улицы) становилось все чернее и непрогляднее. Удивительно: снаружи бурлила разноцветная и стремительная жизнь, а в однокомнатной квартире нестерпимо медленно длилось серое существование.
«Господи! — сказал я, — это я, Вадим Беклешов, взываю к тебе, если только ты способен внемлить гласу вопиющего во вселенской пустыни атеиста. Мне тридцать четыре. Я никчемный орловский инженеришка, живущий единой мыслью: скорей бы утро — и снова на работу. Не по ироничному характеру, а по причине того, что вся моя семья — обленившаяся кошка и мышь-алкоголичка. Знаешь ли ты, что значит ежевечерне украдкой и с надеждой бросать взгляд с остановки на собственные окна: не горит ли свет? А он никогда не горит… Знаешь… Так сделай хоть что-нибудь! Да, я предлагаю тебе сделку: ты свершишь чудо, а я уверую в тебя. Мало? Да разве этого мало? Когда кто-то верит в тебя?»
Мое общение с Богом прервало протяжное кошачье мяуканье. Я прошел на звук, в свою единственную комнату, не имевшую двери.
По бледно-лимонным, в мелкий цветочек, обоям медленно и плавно ползло изумрудное пятно шестидесяти сантиметров в поперечнике. Я говорю «изумрудное», потому что его нельзя было назвать просто зеленым. Штор на моем окне никогда не было за ненадобностью: от дороги дом отделял изрядной ширины пустырь, а седьмой этаж гарантировал от подглядывания любителей собачьих выгулов. Итак, ничто не мешало мне выявить источник изумрудного «зайчика» на стене. Он оказался метрах в трехстах над землей, а больше ничего определенного о нем я сказать не могу.
«Вертолет?» — мимоходом подумал я, вновь отвлекаясь на необычное Юркино поведение. Шерсть на кошке вздыбилась; она шипела и пряталась за мои ноги.
— Дурашка, — произнес я, опускаясь на корточки, — с каких это пор ты стала бояться света? Это же просто луч…
Пока я успокаивал взволнованную кошку, пятно благополучно добралось до угла комнаты и исчезло, на миг почему-то породив в моем воображении смутный образ тургеневской барышни в вуали, скрывающей черты лица. Вздохнув, я вернулся на кухню и принялся за составление коктейля.