— Неразумно ты поступаешь, Павел, — сказал игумен. — На дьячиху давно уже братия жалуется, мол, смущает умы и вводит плоть в искушение. Но, конечно, лучше тебе было исповедоваться сразу, ведь придя сюда, совета не спросив, ты совершил ошибку — разве наша вера не велит и день и ночь противостоять искушениям? Разве устав монастыря нашего не велит открывать духовному руководителю свои помыслы — и плохие, и добрые, и стремиться приобрести страх Божий, и учиться побеждать греховные страсти? Разве не требует стяжать духовные плоды, понуждая себя к добродетелям, памяти о Боге, и непрестанной молитве? Смирению своей воли и самоотвержению, воздержанию и посту? А во всех словах и действиях, не велит разве исходить только из Священного Писания и учения святых отцов? Не требует от нас строгой, напряженной борьбы между духом и плотью? В том ведь и заключается наше служение. А если подавить, аннигилировать то, что должно быть объектом борьбы нашей — не нарушит ли то веру?
Павел застыл, мучимый сильнейшим стыдом — сам преподобный игумен отчитывает его!
Но тот сжалился над послушником.
— Или без злого умысла решил ты обманной хитростью одолеть искушение? — спросил он.
— Ах, это правда, — взмахнул руками послушник. — Не подумали мы с Андрием — ибо боялись, что не устою. Торопились вельми, а тут еще и вы в город собрались. Потому едва не.
Павел сокрушенно поник головой. Потом начал торопливо креститься, повторяя:
— Господи, убереги от греха… дай сил и терпения…
Выглядел Павел жалко — уши горели, сам дрожал, как лист на ветру,
необъятный подрясник мешком висел на тщедушном, изможденном постами теле.
— Назначаю тебе, послушник Павел сорок служб отслужить в течение недели, последующей за нашим возвращением в монастырь! — строго сказал игумен. — И сто поклонов отбить! Ибо обманом пытался облегчить служение свое! А сейчас — возвращайся к месту нашего пребывания.
С этими словами преподобный игумен Дионисий покинул сокрушенного Павла и, не оборачиваясь, пошел вдоль рядов.
Павел заплакал от стыда.
Он было повернулся в сторону выхода, как вдруг его осенило.
— Вот что, — пробормотал он. — Вот что. Я совершил ошибку, пытаясь аннигилировать то, с чем бороться должен, укрепляя свой дух. А что, если наоборот, прибавить терзаний? Ибо наставник духовный мой прав, и вера есть великое смирение и борьба. Господь страдания за нас претерпел, негоже и мне от них прятаться! Я виноват в том, но нынче же даю торжественный обет — преуспеть в борьбе за дух свой!
Павел оживился.
— Немедленно к тому приступлю! — говорил он, молитвенно прижимая руки к груди. — К укреплению.
Едва послушник покинул магазин, получив покупки в окошке раздачи, игумен, что бродил поодаль меж рядами, вернулся к витрине чувств и эмоций. Второпях Павел не обновил ее, и Дионисий мог посмотреть, что же за товар приобрел он.
А увидев, шагнул было к выходу, намереваясь догнать и укорить за гордыню, ибо, похоже, именно она обуяла послушника, но передумал, поняв — не гордыня то была, а смирение и жажда укрепить немощный дух в превеликой борьбе. А если и гордыня это, так другая, не та, не грешная.
И снова и снова смотрел Дионисий на список совершенных Павлом покупок и одобрительно кивал.
«Зависть +6
Сексуальное влечение +9
Чувственное наслаждение +15.»
Все — в максимальных количествах, разрешенных здравоохранением.
— Нелегко вам придется, Павел, — прошептал он. — Если уж решили терзаний прибавить. Понадобится что есть силы укрепиться вам духом!
Но, одолев искушение, будет у вас он крепче алмаза!
Он улыбнулся и принялся выбирать товар для себя.
⠀⠀ ⠀⠀
Станислав Иванов
Боги антропоидов
Моя мать была обыкновенной собирательницей плодов и кореньев. По ее рассказам, я появился на свет в результате акта насилия со стороны воинов из соседней долины во время их очередного набега. Мое происхождение не рассматривалось как нечто из ряда вон выходящее, потому как половина детей в нашем поселении появлялась именно таким образом. К тому же, подобные отношения между популяциями способствовали свободной миграции генов, предотвращая инбридинг.
Я и сам был очень удивлен, впервые услышав об этом. Я знал множество слов и сочетаний звуков, значения которых не понимал. Их сообщали мне голоса, вторгавшиеся в мои сны, а иногда застигавшие меня за поглощением пищи или купанием в ручье. Кое-что я запоминал и заучивал наизусть. Голоса говорили так: «В Идеальном Мире Идея водородной бомбы и Идея примитивного каменного орудия Олдовайской культуры существовали и существуют изначально и одновременно». Или: «Использование принципа неопределенности еще не означает краха причинности».