Знание — сила. Фантастика (2011-2015)

Оливер, проходя мимо него, резко толкнул его в плечо. Кий вылетел у того из рук и чудом не порвал сукно. Шар медленно покатился по столу, потом, ударившись о борт, вернулся обратно.

— Какого хрена… — тощий парень судорожно нащупывал в кармане нож.

— Да ладно, успокойся, Ники.

— А, это ты, Ол… — Ники застегнул куртку. — Слушай, как это у них получается? Я полчаса пытаюсь загнать его в ту дыру!

Баррет внимательно оглядел стол: на нем был единственный шар.

— Ты полчаса забиваешь ОДИН шар?!

— Я только учусь. Кроме того, у меня глазомер нарушен.

Баррет взял шар, покрутил его в руке, потом размахнулся и со всей силы запустил в дальний угол бильярда. С оглушительным щелчком шар влетел в лузу.

— Вот так это получается.

— Вау! — Ники обошел стол и уставился в лузу.

— Так! Вы двое, вы пришли в бар или в боулинг? — донесся до них голос бармена.

— Все, все, Том, — Оливер поднял руки. — Нам два темного.

— Это все? — мрачно спросил бармен, поставив перед ними по кружке.

Баррет кивнул. Ники вальяжно откинулся на спинку стула и заявил:

— Мне порцию фуа-гра, карпаччо из лососины и рюмочку курвуазье. Силь ву пле!

— Авек плезир, — так же мрачно буркнул в ответ Том и удалился к себе за стойку.

— Чего это он? — обратился Ники к Оливеру.

— Не обращай внимания, — буркнул тот.

— Что сказали докторишки?

— Ничего хорошего. Пришли результаты анализов. Все подтвердилось.

У Ники отвисла челюсть:

— У вас ведь даже страховки нет!

— Нет. Но она здесь и не поможет.

— Как это?

— Эта болезнь не лечится.

— Сейчас все лечится! Даже ногу могут пришить! Или новые вены вставить! Я знаю, мне на руках делали. Дорого взяли, правда… Зато поставили фторолатовые! До сих пор как новенькие!

— Ногу могут пришить. Руку пришьют. Легкие целиком пересадят. Вырастят тебе любой орган взамен больного — глаз, ухо, желудок. Кроме мозга.

Ники, широко осклабившись, хотел ляпнуть какую-то гнусность, но под взглядом Оливера подавился своей остротой.

— Я не знал, что еще есть такие болезни, — прохрипел он.

— Есть, — кивнул Баррет. — Врач назвал мне их все. Штук пять, не больше. Я их, конечно, не запомнил.

Он достал из кармана куртки сложенную в несколько раз бумажку с эмблемой Федерального госпиталя.

— Идио-то-пи-чес-кая кор-тико-синапти-чес-кая де-ге-не-ра-ция, — прочитал по слогам. — Даже не вздумай гавкнуть что-нибудь на тему дегенератов!

— Да молчу я, молчу… Идиопатическая, наверное?

Оливер перечитал бумажку:

— Действительно, идиопатическая. Откуда ты знаешь это слово?

— Я учился в колледже, — пожал плечами Ники.

Баррет хмыкнул.

— В общем, суть там в том, что рвутся связи между нервными клетками в мозгах. И человек теряет память. Сначала забывает какие-то мелочи, всякую фигню. Потом это нарастает как снежный ком. В конце концов, Джен забудет не только меня, но и себя.

— И ничего нельзя сделать? — Ники был в шоке.

— Ничего, — помотал головой Баррет.

— Как она сейчас?

— Нормально. Врач сказал, что чувствовать она себя будет нормально. До… — у Баррета сел голос, он с трудом прокашлялся, — … самого конца. Не будет ничего болеть, не будет никаких других… этих… симптомов. Просто она постепенно все забудет. И всех.

— Какой-то кошмар, Ол. — Ники с трудом подбирал слова. — Мне очень жаль.

— Да, этому врачу из госпиталя тоже было очень жаль. Он вообще был не то напуган, не то обижен, — оскалился Оливер. — Насколько я понял, это не только единственный случай в его практике, но и пятый — всего пятый! — за все время, что медицине известно это заболевание.

— А это какое время? — осторожно спросил Ники.

— Сказал — лет двести. Раньше, возможно, люди тоже болели этой дрянью, но медицина не позволяла поставить диагноз. Теперь в ней случился большой прогресс, — саркастически закончил Баррет.

— Что ты будешь делать?

— Откуда я знаю — что делать?! А что тут сделаешь? Наверное, буду делать вид, что ничего не происходит. Будем ждать, когда все это закончится. Когда она все забудет.

— Нет, я имел в виду — сейчас. Ты скажешь ей об этом? Или ей уже в больничке все сказали?

— Не сказали. Она дома, а я ездил за результатами анализов. Она еще ничего не знает.

— Ты скажешь ей все, — полуутвердительно спросил Ники.

— Да, наверное. У меня не хватит смелости обмануть ее. Если только… удалось бы протянуть с этим разговором.

— В смысле?

— Врач сказал, ей осталось максимум до конца лета. Первое время Дженнифер будет просто забывать чуть больше и чуть быстрее, чем запоминать что-то новое. Поэтому будет не очень заметно. Потом разрушение памяти пойдет быстрее и быстрее, буквально с каждым днем и часом. Кончится лето — кончится память. Через несколько месяцев она забудет.

Оливер не закончил. По его небритой щеке поползла слеза.

— Самое паршивое будет не тогда, когда она забудет, как пользоваться компьютером или ложкой с вилкой. Не тогда, когда не сможет говорить, потому что не вспомнит слова и буквы. Самое жуткое, это когда.. — наконец проговорил он.

— Это когда она забудет тебя, — Ники медленно кивал головой в такт словам.

Баррет уткнулся в свою полупустую кружку.